– Василий Игоревич, Вы много путешествуете по России, ездите на пленэры, видите жизнь страны со всех сторон. Какими бы эпитетами Вы ее описали, какие метафоры применимы к ней, какими званиями ее наградили?

– Вспомните фразу из «Слова о полку Игореве» – «О Руская земле! Уже за шеломянемъ еси!». То есть скрылась земля за горизонтом, не видно её, говорит князь.  Находясь дома, мы многого не видим. А стоит только уехать, уйти куда-то, начинаем вспоминать. Также это относится к нашим близким. Мы зачастую не ценим время, которое можем проводить с нашими родителями, не всегда вспоминаем о ветеранах, доживших до сегодняшних дней. Но мы этого не замечаем, а это есть, это рядом. И сложно описать нашу  страну эпитетами, сложно описать просто словами, тем более в моем случае. Смысл творчества художника в его работах. Если зритель на моей выставке подумает, а что же есть русская земля, а что есть она для меня, то найдет ответ на этот вопрос. На моих картинах разные времена года, места, святые для русских людей. И Афон, и Иерусалим, и Россия, и некоторые из моих исторических мест – вот и появляется ответ, а что такое наша земля для каждого из нас. Это очень личное,   но в то же время широкое и объемное. И это я пытаюсь сказать своими работами всю жизнь.

– В экспозиции представлены работы конца 20-го и начала 21-го в. А что с новыми, последних лет?

– Мне хотелось, чтобы здесь была отражена тема русской земли. Последний год делал те вещи, которые придумал до начала работы над военным храмом Вооруженных Сил в Подмосковной Кубинке. Те работы, которые были задуманы и остановлены на полтора года, их теперь и дописываю. Планов много. И среди последних я бы отметил серию работ по Сирии. Я никогда не был на войне, но мне хотелось как художнику прочувствовать и отразить, что такое война в Сирии. И тогда родилось несколько произведений, в том числе триптих «Сирийская земля». Могу сказать, что Сирия похожа на Сталинград. Сталину  предлагали не восстанавливать город, оставить как памятник  ужасам войны. И вот  все это я увидел в Сирии: каждый населенный пункт, каждый город – это Сталинград, ужасно! Этих работ сегодня здесь нет. Но те, что присутствуют, большая и важная часть моего творчества.

– Василий Игоревич, Вы участвовали в росписи знакового для нашей страны Храма Христа Спасителя, расписывали еще десятки храмов в России и за рубежом. Для храма в честь праведного воина Феодора Ушакова в Южном Бутове Москвы писали картины, иконы, в том числе икону святого, которого считают небесным покровителем Мордовии. Расскажите Ваше видение праведного адмирала Федора Ушакова.  

- Когда мы делали в Москве Дворец в Царицино, в Таврическом зале была большая работа, связанная с Екатериной II и 8 ее сподвижниками, среди которых был и Ушаков, его портрет уже был написан. Для этого храма в Бутове я написал икону Федора Ушакова, несколько огромных мозаик появилось в главном военном храме страны. Поэтому эта тема в творчестве обозначилась очень ярко. Я был сегодня в вашем храме, видел, как прекрасно все сделано, замечательный собор, вмещающий много людей, все торжественно, свободно. Но я хочу, чтобы изображения этих работ появились и здесь. Потому что у меня свое видение этого святого. Для меня он -  военный, не проигравший ни одного сражения; дипломат, создавший Первую Греческую Республику и напомнивший о государственности; и великий святой. Объединить все в одном произведении, если это икона или картина, непросто. И для меня эта тема особенная.

– Написать историческую картину непросто, нужно много готовиться, узнавать. Как много Вы читаете,  и как проходит подготовительный этап?

– Например, когда я рисовал портрет Дэн Сяопина, создателя нового Китая, обложился томами о его жизни. Чтобы сделать работу, необходимо знать все. Когда я  начинал делать работу, допустим, о Смутном времени и  писал «Ивана Сусанина», я долго работал в местах, связанных с этими событиями. Занимался только Смутным временем. Постарался прочитать все, что можно было, и старые летописи, и новые исследования, и художественные произведения. Поэтому чтение книг и сбор материала одна из главных задач, стоящих перед художником. Потому что хуже всего, когда приходят зрители и говорят, что это было не так.  Но  самое худшее для художника, когда рисовал-рисовал, а его спрашивают: «А что это?». И художник начинает объяснять, вот  тут я думал об этом, а тут об этом…

– И у Вас такое было?

– Нет, у меня не было. Мое искусство будет понятно. В каждой из работ заложено что-то свое. Что-то особенное. Не просто пейзаж, а есть некий философский смысл. Например, работа, которая находится за мной, называется «Забытые». У нас, в нашей большой стране, очень легко стать забытым. Вот так выглядела Россия в Смутное время 400 лет назад, так выглядела после Великой Отечественной войны, так она выглядит сейчас. Проходят столетия, что-то остается на нашей земле. Эта тема наводит на размышления о том, куда мы идем, есть ли преемственность поколений. Это некий философский вопрос. 

– В одном из интервью Вы рассказывали, что искусство, как болезнь, и Вы один из тех, кто заразился им на всю жизнь. Легко ли болеть искусством?

– Да, я добавляю, что у большинства к нему вырабатывается иммунитет. Потому что искусством, сколько ни заражай, некоторые не заразятся никогда. Другие излечиваются быстро: заболел–переболел, и опять иммунитет. А я заболел на всю жизнь и счастлив, и мне нравится ходить в музеи, нравится смотреть картины, нравится рисовать! Нас в советское время учили, что искусство для народа, я считаю, это неправильно. Искусство для избранных. Только избранным обязан стать каждый. И каждый родитель обязан сделать своих детей избранными, потому что понимать искусство не так-то просто. Нужно потратить какое-то время на его изучение, понять, что это, почему так, что в этом хорошего, а что не очень. В этом и есть суть – стать избранным, чтобы понимать искусство оперы, балета, живописи. Поэтому призываю – помогите стать вашим детям теми избранными, которые смогут понимать искусство, а возможно, двигать его вперед!