Интервью Президента Адвокатской палаты Мордовии, Почётного адвоката России

За историей незаконного преследования Алексея Меркушкина следит вся республика. Его отправили под стражу 2 года назад, и это были 2 года не правосудия, а лицемерия и чудовищной лжи. В средствах массовой информации продолжается беспрецедентная и лживая травля Алексея, его семьи, его друзей, его отца Николая Ивановича и его соратников. Но абсолютное большинство понимает – так называемое «дело Меркушкина» существует только благодаря чьему-то заказу, чьей-то злой воле.

Сегодня гость газеты и наш собеседник, человек давно и хорошо известный в республике - Президент Адвокатской палаты Республики Мордовия, Почётный адвокат России А.И. Амелин.

– Александр Иванович, уже сегодня ясно, что так называемое «дело Алексея Меркушкина» войдёт в историю как абсолютно беспредельное. Опубликована только часть материалов дела, и по ним уже сегодня студенты юрфака пишут рефераты. Когда будут обнародованы все детали дела – оно точно станет антипримером для будущих поколений следователей и не только… Александр Иванович, Ваш профессиональный взгляд на эту историю.

 – Прежде всего, спасибо, что газета предоставила мне возможность изложить свою точку зрения по этому вопросу. А начнём, наверное, с эпизода по обвинению Алексея Николаевича в участии в хищении 270 миллионов рублей. Это история с продажей «МордовЭкспоцентра». Максимум, на что она тянет, и должна была бы уже закончиться, это арбитражный спор в арбитражном суде. 

 Поэтому мы, сторона защиты, считаем, что в данном случае, как такового события преступления не было. Потому что не было, как такового, хищения. Ведь что такое хищение? Хищение в законе трактуется как безвозмездное противоправное завладение чужим имуществом. Собственно, похититель, который противоправно завладел чужим имуществом, естественно, незаконным образом должен ещё и распорядиться похищенным. Или хотя бы иметь возможность распорядиться им.

 С чем же мы сейчас имеем дело в истории с «МордовЭкспоцентром»? То, что была заключена, ещё раз повторю, сделка между «Корпорацией развития» и «Промстройбанком». Банк продал это имущество и деньги были перечислены на счёт банка. Но, кстати, не все деньги на счёт «Промстройбанка» были перечислены. Кто-то в курсе, кто-то нет… «Промстройбанк» потом в «Актив-банк» перешёл и оставшиеся деньги (а про них тоже очень интересная есть история в рамках этого дела) перечислялись в «Актив-банк». Понимаете, деньги-то пришли, но ведь их, эти деньги, которые поступили на счёт «Промстройбанка», «Актив-банка», ещё надо похитить, ими ещё надо завладеть. Как видит себе это следствие? Следствие считает, что Меркушкин Алексей и Гришин Алексей фактически являлись бенефициарами, это выгодоприобретатели, владельцы, якобы, акций. Хочу обратить внимание, что с 2012 года оба Алексея, Меркушкин и Гришин, состояли на госслужбе, акции свои вполне легально и законно продали. Никакими акционерами этого «Промстройбанка» они не являлись, соответственно, никакой выгоды от этой сделки приобрести не могли! И это не есть хищение! 

 Следствие пишет в обвинительном заключении, что преступная группа в составе Гришина Алексея, Гришиной Татьяны, Брыкова, Мазова и в которую, якобы, входил тот же Алексей Николаевич, завладела похищенным в соответствии со своими преступными намерениями. Как завладела? Абсолютно непонятно по делу. Кроме того, мы видим в деле, что деньги поступили на счёт. А дальше никаких действий по завладению и распоряжению суммой, перечисленной по этой сделке, не происходит. Уже по одному этому основанию эту сделку, исключительно гражданско-правовую (а не уголовную, как пытается представить следствие), нельзя считать хищением. 

 Есть установленные законом процедуры, ещё раз говорю, признания вот таких сделок недействительными. На это есть Арбитраж. Какие наступают последствия признания сделки недействительной в случае принятия соответствующего решения арбитражем? Всё полученное по сделке возвращается обратно сторонам, то есть объект должен был бы вернуться «Промстройбанку», а «Промстройбанк» должен был вернуть деньги. 

– А было разбирательство в арбитражном суде? 

– В арбитраже рассмотрение уже было, данная сделка была признана недействительной. Решение было принято, объект должен был быть возвращён «Промстройбанку».

 Но у нас не просто хищение по обвинению. У нас же придумали мошенничество. Что такое мошенничество? Мошенничество – это когда имуществом завладели путём обмана, злоупотребления доверием. Вот, мол, обманули с ценой. И тут тоже вопрос такой, понимаете... Вот директор «Корпорации» даёт показания, что «я знал, что цена завышена». Но если ты знаешь, что цена завышена, то кто тебя обманывает?! Вопрос– зачем ты тогда эту сделку заключаешь? Эта сделка– она ещё и с одобрения самых высоких лиц нашей республики проходила. Первых лиц, я даже так скажу. Все были в курсе этой стоимости. Понятно, что не просто так эта цена 270 млн. рублей появилась. Нанимали лицензированных оценщиков, которые по своим методикам вот такую цену определили. Не специалисты же в оценке те же Гришины, Брыков, Мазов и так далее, кто имел отношение к этой сделке. Вот у них есть заключение оценочное – на основании него и решили вот так продать. Конечно, всегда хочется, наверное, продавцу продать подороже, а покупателю приобрести подешевле. Всё это понятно. И дела у «Промстройбанка» шли не ахти. Понятно, что, по ситуации, и это видно из материалов дела, банк, по сути, надо было спасать. Тем не менее, вот максимум на что это тянет, на арбитраж.

 Что касается ущерба. Следствие считает, что участники организованной группы, ни много ни мало, именно орггруппы– Гришины Татьяна и Алексей, Алексей Меркушкин, Брыков и Мазов – они совершили хищение на сумму именно 270 млн. рублей. Ну, если на то пошло, как у нас определяется ущерб? Гипотетически предположим, что действительно, было какое-то хищение, и что вот, эта сделка, была какой-то преступной – могу только предположить – цена ущерба так не определяется. Не воздух же продали. Он сколько-то стоит, этот объект. Понимаете, когда завладевают имуществом, обманывают и ничего тебе в обмен не отдают, не продают – всё это понятно: вот всё, что ты забрал путём мошенничества – вот это и есть сумма ущерба. Здесь всё не так. 

 Поэтому следствие и назначило экспертизу по оценке «МордовЭкспоцентра». Эксперты Следственного комитета дали заключение, что цена этого объекта составляла на тот момент, на 2017 год, 165 миллионов рублей. Поэтому логично и по закону, что ущерб должен определяться– 270 минус 165, ну, получается, где-то 105 миллионов рублей. Ничего подобного. Нижегородскому следователю, который начал эту экспертизу, свыше сказали изъять эту оценку из дела. А потом изъяли и самого следователя – не столько из-за экспертизы, сколько и из-за проявленной инициативы выпустить Алексея Меркушкина из СИЗО. (от редакции: тоже дикий эпизод. В самом начале вскоре после ареста Алексея Меркушкина приехавший из Нижнего Новгорода новый следователь изучил материалы дела и пришёл к выводу, что нет оснований держать Алексея Меркушкина в СИЗО, и вышел с инициативой в суд. И вот тут продолжились небывалые вещи: почти три дня шли тяги-перетяги, трижды назначалось заседание суда, и в итоге суд принимает решение – оставить Алексея Меркушкина за решёткой. Это беспрецедентно – практически никогда суды не назначают меру пресечения строже той, что просит следователь. Получается, делом Меркушкина управляет не закон, а очень влиятельные кукловоды из очень высоких кабинетов).

У нас, у защиты, есть вопросы к этой оценке в 165 миллионов. Есть у нас и свои доказательства, опровергающие, что не 165 миллионов этот объект стоил, а где-то около того, около 270 миллионов. Пока мы их не представляем, будем всё это делать в ходе судебного заседания. 

– Получается, что главные фигуранты – это Гришины?

– Я бы вот, наверное, начал с чего – а где у нас Алексей Николаевич в этом деле? Вот где?! Понятно, что он никакого отношения к деятельности «Промстройбанка» на 2017 год не имел. Имели отношение Гришин Виктор Иванович, Гришина Татьяна, Брыков, понятно, тоже уже некий пост занимал. Вот смотрите. Что у нас по делам таким, как правило, является самым объективным доказательством? Как правило, телефонные переговоры: когда люди общаются, обсуждают вот эту вот сделку. Они же не знают, что их «слушают». Это в показания можно уже, тем более, когда обвиняемый человек, он может правду и не говорить. Кстати, обвиняемые не несут уголовной ответственности за дачу ложных показаний. А человек на работе сидит, общается – Татьяна с отцом, всё это они обсуждают с другими, не последними лицами в республике. Сейчас вы поймёте, к чему я это говорю. Мы, конечно, все эти переговоры посмотрели, почитали. И сразу первый вопрос возникает, а где разговоры нашего подзащитного по поводу этой сделки? Их нет. Более того, в период, когда вся эта сделка обсуждалась, нет даже никаких разговоров телефонных Гришина Алексея. Понимаете? Напомню, что он с 2012 года в Самаре был министром строительства, в 2017 году его тоже ещё здесь не было. Вот это одно– разговоров, их нет. И самое главное, и упоминания о них нет в этих разговорах, понимаете? Люди общаются, я ещё раз говорю Гришин Виктор Иванович, Гришина Татьяна, разговаривают, обсуждают, как банку помочь, как нам сделку, всё-таки, оформить, как одобрение получить в Правительстве и т.д. 

 А где же Алексей Меркушкин? А я вам скажу. Единственное, где он есть -это в показаниях признательных, которые давали Гришин Алексей, Гришина Татьяна и Брыков. Как ни странно. Они ведь ещё, эти лица, мало того, что признались в том, что они не совершали. Ну, не совершали они никакого хищения! Не совершали. Я вот все признаки перечислял, какими должно это хищение обладать. Тем более, никаких мошеннических действий с их стороны не было. Никаких разговоров-переговоров с «Корпорацией» нет. По логике вещей, «Корпорация» должна сказать, что: «Так, ну, цена завышена, давайте-ка, как-то пересмотрим это всё.– Да нет, вы что! Ни в коем случае!»

 И, конечно, абсолютно непонятно, в чём люди свою вину признали. Почему? Мы сейчас всё это прекрасно понимаем. Гришин Алексей находился под стражей по другому уголовному делу – ему предложили признать вину в совершении данного преступления в обмен на свободу, на изменение меры пресечения. По нашим данным, Гришиной Татьяне предложили то же самое, чтобы не попасть в следственный изолятор. В 2021 году Брыков в следственном изоляторе дал признательные показания тоже в обмен на изменение меры пресечения. 

 И ведь ещё же были обещания дать условный срок. У нас и такие данные есть. И самое, конечно, ужасное в этой истории, что когда эти лица заключали соглашения о сотрудничестве со следствием, досудебные соглашения, одним из пунктов этих соглашений было не только дать некие показания в отношении себя, других лиц, но и «в отношении Алексея Николаевича Меркушкина». Прямо вот буквально точечно выделено это жирным подтекстом. Ещё было условие в отношении Брыкова и Гришина выйти на свободу, а Гришиной там (ред. в СИЗО) не оказаться. Но, к сожалению, им это впоследствии не помогло. Не построишь, как говорится, счастья на чужом горе. И сами, непонятно за что сидят. 

 Конечно, вроде как суды были, приговоры и т.д. Ну, когда лица заключают соглашения о сотрудничестве со следствием и в рамках этого соглашения их потом судят, суд ведь не исследует доказательства. Они даже показания не давали в суде. То есть, они ничего не объясняли. Ну вот там пространные показания про признание вины, про совершение ими хищения, вот этого, на сумму 270 миллионов рублей. Ну вот, собственно, всё это в приговорах и оставили. 

 Да они сами себя оговорили. Даже анализ дела позволяет нам утверждать, что, если бы не признательные показания в сентябре 2020 года Гришиных Татьяны и Алексея, то и дело бы не возбудили. Просто не было никаких оснований дело это возбуждать. Не было. Но кому-то это было очень нужно…

– А вот Мазов, например, он повёл себя по-другому. 

– Мазов был при смерти. По большому счёту, был человек при-смер-ти, перед тем, как признать вину. Сейчас-то он правдивые показания давал уже в ходе следствия. По сути, человеку выбора не оставили. В изоляторе, по нашим данным, сказали: «Мы ему не поможем, если случись чего». Очень серьёзная болезнь была, и операция нужна была. 

 В итоге, настолько мы знаем, и Татьяна Гришина, и Брыков Вячеслав очень расстроены и даже обижены на тех, кто им обещал условные сроки и т.д. Локти кусают, но спросить-то уже не с кого, ну, как же так, ну, вы же мне обещали?! Их уже не было там, в 2022 году в следственной группе. Кто-то, уже в других регионах работает. Некому вопросы задавать. Только самим себе. 

 Мазов, он какие первоначальные показания говорил и давал, сейчас он на той же позиции– что ни о каком хищении и речи не могло и быть. Какая ещё орггруппа? Это когда вот суд или следствие приходит к выводу, что хищение совершено, то это следующий вопрос: в составе орггруппы или просто по предварительному сговору. Это и на квалификацию не влияет. У нас 4 часть по обвинению особо крупный размер. Поэтому, здесь вопрос несущественный, по большому счёту, для нашего дела. По нашему делу нам надо просто доказать, что события преступления не было. Не состава преступления в действиях всех вышеуказанных мною лиц, не причастности к совершению преступления Алексея Николаевича и других подсудимых. А события. Вот о чем речь. 

 Ну и ещё по этому делу вопиющие моменты. Дело было возбуждено в сентябре 2020 года по «МордовЭкспоцентру». Всё бы ничего, деньги перечисляются в несколько этапов, берутся кредиты «Корпорацией». Оставалось на март 2021 года перечислить по этой сделке 83 миллиона рублей. Вот Гришин Алексей, Гришина Татьяна с сентября 2020 года у нас обвиняемые, официальный статус, следствие считает, что они совершили хищение. В сентябре 2020 года Алексей Меркушкин там не фигурировал, Мазов не фигурировал, Брыков не фигурировал. «Корпорация развития Республики Мордовия» признаётся потерпевшей в октябре 2020 года. Что такое признание стороны потерпевшей – то есть следователь тебе официально объявляет, что ты жертва преступления, ты потерпевший. И вот он с этим статусом до марта месяца – он и сейчас директор «Корпорации». До сих пор «Корпорация» у нас потерпевшая. 83 миллиона остаётся к марту 2021 года перечислить, вот из этих 270 миллионов. Казалось бы, если следствие считает, что совершено хищение, что у нас есть потерпевший, надо же купировать этот процесс. Ведь нельзя же уже фактически преступникам, раз– и деньги перечислять. Уже официально признанным преступникам, по мнению следствия. Что у нас происходит? У нас, вот как раз, 83 миллиона при наличии всего этого в деле уголовном, в конце марта и в течение апреля 2021 года перечисляют уже не «Мордовпромстройбанку», а «Актив-банку» именно в рамках этой сделки. Представляете? Вас вызывает следователь, говорит: «Мы считаем вас потерпевшим, вас обманули на 10 миллионов (как пример приведу), товар столько не стоит. Мы знаем, что вы уже 5 миллионов перечислили, вот преступники есть, они уже всё признали. Вы, давайте, ещё 5 миллионов перечислите». Я не говорю, что это дело следователя. Но, по логике вещей, потерпевший должен был у кого-то спросить, надо ли это делать, надо ли оставшуюся сумму перечислять. Конечно же, нет. Любой следователь вам скажет: «Да нет, что вы!». Но здесь сразу вопрос, тогда, если не вся сумма перечисляется в рамках хищения, это считается покушением на хищение, а это совсем другая статья. А если вся сумма, то преступление окончено, и получают по полной. Директор «Корпорации» ведь ещё показания даёт, что на конец 2020 года баланс «Корпорации» был минус 500 миллионов. В долгах «Корпорация», в долгах. Появляется 83 миллиона и их обязательно нужно перечислить в рамках этого дела. А теперь посмотрите по хронологии: март, апрель 2021 года, в мае арестовывают Алексея Меркушкина. Понимаете, да? Наверное, можно было найти и другое применение вот этим 83 миллионам государевых денег. А ещё с учётом того, что и «Актив-банка» скоро уже не стало, то куда эти 83 миллиона улетели? В трубу. Ради чего? Ради того, чтобы преступление было окончено…

 У нас есть обоснованные подозрения думать, что не сам директор «Корпорации» решение принимал о перечислении. Всё-таки, сумма-то немаленькая. Мы, кстати, про это писали. И почему-то, никакой реакции в той же Генеральной Прокуратуре РФ на такие вещи не последовало. Как так?! В рамках возбужденного уголовного дела потерпевший остатки перечисляет преступникам, по мнению следствия. Это вообще нонсенс полный. 

– А что с якобы взяткой Александру Тренькину? Насколько мы понимаем, там тоже как такового состава преступления нет и «взятка»– лишь плод воображения?

 На самом деле всё это– вымысел. Никакой взятки не было. Что такое взятка? Это когда взяткодатель– человек передаёт деньги или оказывает какие-то услуги имущественного характера должностному лицу, который совершает некие незаконные действия в его пользу. Но чтобы совершить эти действия, должностное лицо должно обладать полномочиями. Тренькин должен был быть тем должностным лицом в 2015 году, который мог решать вопросы по проверке «Мордовпромстройбанка». Он таким должностным лицом уже не был с 2014 года. До 2014 года он руководил, если вы помните, «Национальным банком Мордовии». Который был в системе Центробанка РФ. С 2014 года произошла реформа в банковской сфере. Там уже никакого «Нацбанка Мордовии» не было. Он всего лишь был руководителем отдела Национального банка по Республике Мордовия Волго-Вятского Управления Национального банка. И проверками уже банков всех наших в Мордовии занималось Волго-Вятское Управление Нацбанка. То есть, здесь уже, на местах, никто ничего не проверял. Да, Александр Павлович мог быть в курсе всех этих процессов, проверочных. Но, самое главное, решений он принимать никаких не мог. И об этом Алексей Меркушкин практически сразу после задержания в мае 2021 года и говорил: «Да вы понимаете, я же прекрасно знал, что у него полномочий нет. Я был в Правительстве, Тренькин тоже на заседания Правительства ходил. Знал, что в банковской сфере произошло. Ну, всё уже, человек, как такого, отношения к проверкам не имеет». По сути, взятки-то поэтому и нет. Бывают, конечно, случаи, когда люди заблуждаются относительно должностных полномочий. Думают, что лицо решает вопросы, оно при должности. Но тогда действия того лица, кто даёт взятку, квалифицируются как покушение на дачу взятки. А действие лица, который берёт эти деньги – мошенничество, а это огромная разница. Но у нас-то, совсем всё по-другому в деле. Во-первых, Алексей Меркушкин, я ещё раз повторюсь, сразу сказал – знал прекрасно, что полномочий нет. И Тренькин Александр Павлович вовсе не по мошенничеству обвиняется, а именно, как взяткополучатель. Поэтому, хотя бы даже в связи с тем, что и Тренькин у нас не субъект в данном преступлении, уже поэтому и взятки-то не было. 

 Самое интересное, что «Мордовпромстройбанк» предписание-то выполнил. Понимаете? И если уж так, то деньги-то им за что давать? Ну, выполнили предписание. Понимаю, дают деньги за что-то, чтобы «не делать, чтобы закрыли глаза на что-то». Но, предписание выполнили. И сделка-то, она уже чуть ли не в декабре 2015 года, по продаже акций «Ламзури». Он обладал 58 000 акций. Вся эта история была предметом доследственной проверки УФСБ по РМ в 2017 году с переходом на 2018 год. Я попозже на ней остановлюсь. На тот момент, всех опросив, кое-что ещё исследовав, УФСБ пришло к выводу, что оснований для передачи материала и последующего возбуждения уголовного дела не имеется. Понимаете? Хотя бы даже потому, что и полномочиями Тренькин не обладал. 

 Что касается предписания, которое было исполнено. Проверки, они ведь постоянно проводились в «Промстройбанке», и вообще, во всех банках они происходят регулярно. Понятно, что и сотрудники местного отделения Волго-Вятского Управления тоже, каким-то образом, имели отношение к этим проверкам. Но ещё раз говорю, решения уже здесь не принимались. 

 На сегодняшний день следствие считает, что предмет взятки это 7 миллионов рублей. Как они передавались? Они передавались как раз под видом этой сделки по купле акций Александра Павловича Тренькина. То есть, считают, по сути, эту сделку фиктивной. Считают, не знаю почему. На самом деле, это переход права собственности от Тренькина, он продал свои акции. У нас вопрос до сих пор: почему они считают, что вот за такую сумму он не мог продать? Но ведь так было не всегда в ходе следствия. Только в конце оно приняло решение, что пусть будет взятка вот такой, 7 миллионов рублей. Оно считало, оно не оспаривало сделку по сути. Но оно считало вначале, что цена акций 50 000 рублей. А вот разница, так как она 50 000 рублей стоила ну, наверное, по ценам 1992 года, вот когда приватизация шла, когда вот эти акции выпускались. Наверное, за 20 с лишним лет эти акции в цене-то выросли. Ну, что тут! Ничего не хотели слушать и слышать. По нашей инициативе мы следователю вопрос задавали: «Может быть, назначите экспертизу, сколько акции стоят? У вас же в деле всё есть. Есть бухгалтерия, изъятая с «Ламзури». Существует оценка «Ламзури», сделанная профессиональными оценщиками, и предприятие было оценено более чем в 5 млрд рублей. В таком случае пакет акций Тренькина стоит 7,5 млн рублей. Тренькин это знал, поэтому и обозначил цену в 7 млн рублей. И начал переговоры с «Ламзурью» ещё в 2012 году.

Ну, проведите экспертизу, пусть эксперты дадут заключение, сколько стоили акции на 2015 год, на декабрь». Ну, следствие всё-таки с нами согласилось, проводит эту экспертизу. В итоге выясняется, что примерно не 7, но около 5 миллионов эти акции стоили. Первоначальная конструкция следствия рушится. Максимум, что они могли придумать– 7 минус 5 – а это около двух и т.д. Не стали они этого делать. Поэтому выбрали такой путь– это всё фикция, на самом деле дали денег за решение вопроса по проверке «Промстройбанка» и по предписанию, которое было в ходе этой проверки «Промстройбанку» выдано. 

 Следующий вопрос, где у нас Алексей Николаевич? То же самое, что и по «МордовЭкспоцентру». Самые, повторюсь, объективные доказательства – телефонные переговоры. И вот, когда эти переговоры стали достоянием УФСБ в рамках доследственной проверки в 2017-2018, они решили все эти переговоры предоставить на исследование экспертам лаборатории судебных экспертиз. И поставили вопрос: «Следует ли из разговоров Тренькина с другими собеседниками (там не только Брыков был), что сделка по купле-продаже его акций «Ламзури» связана с проверкой «Промстройбанка»?». Эксперт даёт заключение – не следует. То есть проверка – проверкой, сделка – отдельно. Не связано это друг с другом. И это было определяющим фактором того, что УФСБ не стало возбуждать уголовное дело. Убедились органы, что это два разных процесса, две разных истории. По логике вещей, следствие должно было такую же экспертизу назначить. Уже в рамках этого уголовного дела. И мы про это тоже говорили. Ничего подобного не произошло. Ну, те же самые вопросы продублировать, те же самые переговоры в деле есть, есть этот акт исследований в деле, я же не выдумываю. Я же опираюсь на материалы дела. Но никакой реакции, тупо стоят на своём– и всё.

 Теперь, где у нас Алексей Меркушкин? В этих переговорах/разговорах, естественно, он не участвует. В тех же разговорах и упоминания о нём нет. Поэтому всё опять у нас остаётся только в показаниях Брыкова и Алексея Гришина. Почему они не обвиняются в данном преступлении? Есть такое примечание к статьям о даче взятки, о получении взятки, если лицо добровольно сообщает о даче взятки, то оно освобождается от уголовной ответственности. Ну, вот под эту историю их и подвели: «Мы вам засчитываем, как дачу показаний признательных по себе, и по Алексею Николаевичу, естественно. Как добровольное сообщение. И от уголовной ответственности освобождаем». То же самое – люди признаются в том, чего не делали. Никакой взятки никто никому не давал. Её просто не было. 

 Здесь нам, собственно, следствие задачу упростило. Нам достаточно будет доказать, что сделки не было, как таковой. И Тренькин Александр Павлович, кстати, говорит об этом. Он говорит, что акции продал, какие вопросы? Вот так вот договорились – это рынок: я предложил, другая сторона согласилась, и договорились на такую сумму. Здесь ничего противозаконного-то нет. Уж в любом случае, ни о какой взятке не может идти речи. 

 – Что касается продления ареста Алексею Меркушкину… Проясните ситуацию.

 – Когда человек обвиняется в совершении тяжкого преступления – а это у нас «МордовЭкспоцентр», мошенничество в особо крупном размере, совершенное орггруппой – нахождение под стражей возможно только год, пока идёт следствие. Но следствие шло очень долго, больше полутора лет. А свыше года допускается содержание под стражей, только если лицо обвиняется в совершении особо тяжкого преступления. Поэтому он и находится под стражей после мая 2021 года, потому что вот это обвинение, нелепое и абсурдное, оно висит. 

 Давайте вспомним Чемпионат мира по футболу 2018 года, который проходил в Саранске. И Алексей Меркушкин с 2012 года, в должности вице-премьера Правительства РМ, занимался подготовкой и проведением этого мероприятия. Как мы все радовались, как мы приветствовали наших гостей! Понимаете, что значило для Мордовии такое мероприятие!? Ну, сдюжили ведь. И это заслуга, в том числе и Алексея Николаевича. И заслуга немалая. Это даже не Олимпиада по своим масштабам, по энергозатратам, по финансам. И когда он занимался вопросами подготовки к Чемпионату мира, понимаете, под какой «лупой» спецслужб он находился. Когда сюда идут миллиарды на стройки, на инфраструктуру к Чемпионату мира, на всё– на всё. Явно был предупреждён: «Алексей Николаевич, если ты будешь чем-то не тем заниматься параллельно Чемпионату мира, то, в лучшем случае, мы тебя с этой должности уберём». Спецслужбы-то, не местные были. Вот уже, хотя бы поэтому, ну в принципе, человек непричастен к совершению данных преступлений, да которых и не было. 

 И опять вопрос– где в переговорах упоминание Алексея Николаевича Меркушкина? Вот вам, понимаете, логика. Он занимался абсолютно другими вещами. Прекрасно мы провели Чемпионат мира. Я был в Казани, в Питере на футболе, в Москве. Лучше всех было у нас. Не в обиду организаторам в этих городах. Ну, что такое Мордовия? Половина префектуры Москвы и по финансам, и по людскому ресурсу. Человеку доверяли такие ответственные вещи. Президент Путин почётной грамотой наградил его за это. А вот государство почти уже два года не верит, что он не будет воздействовать на свидетелей по делу, что никуда не сбежит. Ну, как так-то?! Это абсурдно. 

 Сразу, наверное, люди задались вопросом, когда задержали его в аэропорту. Очень всё это было как-то постановочно, «смотрибельно» для СМИ. А кто был такой Алексей Меркушкин на май 2021 года по делу, в рамках которого его задерживали? Свидетель. Он что, под какими-то ограничениями был? О невыезде подписку давал или ещё что-то, обязательства какие-то, следователю? Ничего подобного не было. Ну, почему человеку нельзя было на несколько дней съездить в Беларусь по служебным делам?! При наличии обратных билетов, забронированной гостиницы?! На каком основании посчитали, что он должен обязательно побег совершить? По мнению оперативных служб, якобы, он намеревался из Беларуси в Прибалтику переехать. Ну и как вы себе это видите? Без загранпаспорта, без Шенгенской визы, при наличии коронавирусных ограничений, в какую Прибалтику?! Вопрос даже задавали, а что такое Прибалтика? Нет такой страны Прибалтика. Есть там много стран прибалтийских, в том числе и Швеция, и Финляндия, они тоже прибалтийские считаются. Без ответа – вот, рапорт есть и всё. 

– Если можно, поясните, что это за рапорт? 

– Рапорт Илюшова, оперативного сотрудника УЭБ и ПК МВД, который, естественно, ни в одном решении суда не фигурирует. Почему? Потому, что так как он, не может быть проверен в судебном заседании, его суд не может взять в основу решения. А что касается Беларуси, понятно, что это другое государство. Но, мы же понимаем, наверное, больше формально оно другое. При наличии наших соглашений с этим государством о правовой помощи, если вдруг Алексей Меркушкин решил там скрываться, то какие вопросы там его задержать и доставить?! Вообще никаких. Мы все эти договора и соглашения регулярно в суды предоставляли. В том числе и билеты. Кстати, не поверите: следствие до сих пор, вот пока оно у нас не закончилось в феврале этого года, так и не сделало официальных запросов в авиакомпанию «БелАвиа». Единственное, что сделал следователь – смс-кой, что-то там направила. А запрос вообще был в «Аэрофлот». То есть следователь специально направил запрос не в ту авиакомпанию, потому что ему не нужен объективный ответ. И уж тем более официальные запросы не делаются через смс-сообщение.

А у адвокатов и у супруги Алексея Меркушкина на их официальный запрос есть официальный ответ «БелАвиа» о том, что билеты туда и обратно были куплены заранее, в один день, 11 мая. А следствие утверждает, что обратный билет был приобретён якобы 14 мая, для видимости.

 Никаких доказательств, что Алексей Меркушкин хотел скрыться, изначально не было. Кроме того, ведь основаниями считать, что человек может скрыться от следствия, от суда, могут служить только достоверные данные, которых следствие так и не предоставило. И последнее продление меры пресечения у нас уже в суде было, когда дело в Ленинский суд поступило. Именно на момент рассмотрения таких ходатайств об аресте, о продлении ареста, вот на этот момент должны быть данные. Что, вот, что сейчас, Меркушкин, находясь на свободе, скроется. В Прибалтику, ещё куда-то, и в России можно скрыться. То есть, на 20 февраля у нас было заседание. И спасибо судье, который дал возможность прокурору задать вопрос. Когда я его лично спросил: «У вас какие есть данные о том, что если он сегодня окажется дома, куда он и как будет скрываться?». Понятно, что ничего человек не смог ответить, сказал, что всё в материалах дела. Ну, всё как обычно. На момент рассмотрения, надо понимать. 

– Много вопросов вызвала и его работа в Правительстве Мордовии. Ваше мнение на этот счет?

 -Тоже тыкали-тыкали-тыкали, что вот, в Правительстве работал, связи наработал, в том числе, в правоохранительных органах. Будет обязательно на свободе их использовать для противодействия следствию. Следствие из раза в раз вот этот аргумент несло и доводило. И начинали разбираться. В итоге, к последнему заседанию о продлении ареста выяснилось, что от того Правительства, где работал Алексей Меркушкин, ничего не осталось с 2018 года. Фамилии называли тех, кто остался. Прямо задавали вопрос: кто? Они будут?! Лотванова, Конычев там, кто еще остался… Савилов, Маркин. Они будут помогать Меркушкину, когда он на свободу выйдет?! 

– Наверное, не на свободу, а под домашний арест…

– Ну, относительно на свободу. Понятно, что под домашний арест. И, кстати, домашний арест – это же ограничение, довольно-таки, серьёзное. Из дома не выйдешь, никому не позвонишь, кроме адвокатов. Ни с кем остаться нельзя, кроме родственников. Те же самые вопросы мы задавали. Как Меркушкин под надзором, под наблюдением будет всеми этими вещами заниматься? Тоже, естественно, никаких ответов не слышим вразумительных. 

 Кстати, что касается работы в Правительстве. Не совсем понятно, почему это берется как некое отягчающее обстоятельство. Ну, человек 6 лет верой и правдой в Правительстве работал. Ничего плохого и предосудительного никто сказать не может про его работу в Правительстве. Почему это обстоятельство у нас считается неким пятном в биографии человека? Что вот, ты там работал, значит у тебя там обязательно связи и т.д. Какие связи! Ничего. Пытались выяснять и спрашивать – ничего не услышали в ответ. 

 Потом какие-то проверки проводились. Почему неоднократно продляли содержание под стражей, как основание – проверки по продаже акций «Непеса», продажи санатория «Надежда»? Ничего не несут в дело, на суд. Никаких справок, никаких документов, что вообще идут эти проверки. Ну, написал следователь в ходатайстве. 

 Ну и пусть идут эти проверки. Почему человек-то должен сидеть?! Таких нет оснований. Какие-то проверки, по каким-то там сделкам. А сделки, они думали, это что-то, как по «Экспоцентру», ещё что-то. В итоге никаких уголовных дел там никто не возбуждал и изначально было понятно, что они не будут возбуждаться. Такое ощущение складывалось – ну вот, что-то надо было писать, что-то надо было в суд нести. На самом деле превалирующим было то, что обвиняется в совершении преступлений тяжких и особо тяжких. Но единственным основанием это быть не может. На это есть решения Пленумов Верховного суда России. Мы это тоже приводили неоднократно, объясняли. Ведь дело дошло до чего – мы на последних продлениях приносили доказательств того, что Алексей Меркушкин не должен находиться под стражей, больше, чем следствие. В разы больше приносили. Суды приобщали и всё это, конечно, было предметом исследований. 

 И личность, конечно, должна быть учтена. Что касается личности – ничего отрицательного. Само следствие пишет, что положительно характеризуется, семья, дети и т.д. Почему тогда под стражей? Вот потому, что. Скроется, связи какие-то будет использовать, угрожать и т.д. 

 Я согласен, из года в год про это наш Президент говорит на ежегодном Послании. Но как-то вот не слышат его правоохранительные органы на местах. Ничего просто так не происходит в этой жизни. Почему-то эти дела же были возбуждены. И почему-то Алексей Николаевич у нас по ним обвиняется и под стражей находится. 

 Возвращаясь к вопросу, сбежит– не сбежит, хочет– может. Да любой может сбежать, понимаете? И из изолятора бегают иногда, а уж из-под домашнего ареста и подавно. Вопрос не в этом. Вопрос – хочет или не хочет. А если хочет – есть доказательства или нет. Когда мы на эту тему начинаем рассуждать на всех наших судах, у нас такое ощущение, что следователи и прокуроры экстрасенсорными способностями обладают: будет на свободе – обязательно сбежит. То есть, залезли в подсознание к Алексею Меркушкину и всё знают. Будет дома, значит, обязательно, мы его больше не увидим. Ну, это неправильно. По закону это неправильно. 

– Можно ли говорить, про избирательность доказательств? 

– Вопрос оценки. Доказательств их нет, во-первых. По доводам следствия, которые я приводил– доказательств они не предоставляют в подтверждение своих доводов. Что сбежит, будет пользоваться связями, угрожать и т.д. Ничего же нет. Хотелось бы, конечно, порассуждать, но, в основном, объясняли только мы и представляли доказательства. И билеты обратные – но следствию, как я уже говорил, неинтересно. 

 У нас в Конституции записано как? Права и свободы гражданина могут быть ограничены, если это необходимо для обеспечения безопасности других граждан. Убийцы, насильники – они же опасны для общества. Понятно, где их надо держать. А так, в принципе, давно уже у нас изменения были внесены в Уголовно-процессуальный Кодекс, что по экономическим преступлениям не применяется заключение под стражу. Никто обвинение не убирает, не снимает. Мы-то как рассчитывали: разберётся следствие, здесь-то уж разберётся. Я уже объяснял, почему оно не стало разбираться. С экспертизой лингвистической элементарно, как вот было исследование экспертное в 2017 году. Ведь ответил же эксперт, что не следует из разговоров Тренькина, что речь идёт о проверке. Речь идёт о сделке. Вот за что он деньги получил. За акции. Ну, чёрным по белому. Что мешало следствию эту экспертизу назначить с такими же вопросами? Это логично. Но это не делается. Не разбирается следствие. Достаточно оказалось показаний Брыкова и Гришина. 

– У следствия какие-то другие задачи? 

– Это вопросы к следствию. К тем, кто решение принимает. И каждый должен отвечать за свои решения. Я вот, какие-то, решения принимаю, возглавляя адвокатуру Мордовии – и я за них отвечаю. Хотелось бы, чтобы и у нас в стране в правоохранительной системе тоже, вот, люди понимали, что не начальник, который тебе там указания дал: это не надо, экспертизу не надо, ущерб не надо вычитать 165 из 270. Не начальник отвечает, а вот, чья подпись стоит, понимаете? Следователя, например. Может быть, тогда что-то у нас поменяется в этой системе. Персональная должна быть ответственность. Вовсе не обязательно, чтобы эти вещи понимать– почему нет события преступления по «МордовЭкспоцентру», почему нет хищения в этой истории, почему нет взятки (потому, что полномочий у Тренькина не было). Вовсе не обязательно быть заслуженным юристом Мордовии или Почётным адвокатом России. Это настолько элементарные вещи, которые, более-менее грамотный юрист, даже не обязательно с многолетним стажем, который отношение к уголовному праву имеет, понимает прекрасно. Я больше скажу. Республика-то маленькая. Все же про это и говорят. И все всё понимают. Что это всё надутый мыльный пузырь: «МордовЭкспоцентр», взятка. А для чего – это уже другой вопрос. И вопрос, наверное, к тем, кто эти дела возбуждает, кто привлекает к ответственности, кто под стражу просит заключить, продлять и т.д. 

– Как сейчас себя чувствует Алексей Меркушкин? Какой у него настрой?

 – Ни о каком «королевском» положении и речи нет. Наравне со всеми, так же «свой крест несёт». Он достойно и стойко переносит тяготы, которые выпали на его долю. Я сам уже 30-й год работаю, и кого только там ни видел, но Алексей Николаевич– это мужественный и очень порядочный человек. Есть в нём стержень такой. Человек держится, и эта история его не сломает. Конечно, здоровья там не прибавляется. Прогулка раз в день, солнца нет, душные тесные камеры. Что касается здоровья, мы тоже как аргумент это приводили, что надо бы изменить меру пресечения. Формальные отписки получаем, что медпомощь может быть оказана в условиях следственного изолятора. 

Дай Бог ему здоровья, терпения, сил и мужества. Очень жаль, что человек через эти испытания проходит. И у нас ещё есть презумпция невиновности. Она в Конституции России закреплена. Не мы должны доказывать невиновность, а обвинение должно доказать виновность. Но вот у нас пока, к сожалению, всё наоборот. 

 Это тех же и арестов касается. Не мы должны доказывать, что нет оснований. Они должны доказать, что есть основания под стражей держать. А они не несут никаких реальных доказательств, а только ссылаются на тяжесть обвинения, а оно само – как колосс на глиняных ногах. И они это отлично знают. 

 Мы адвокаты, мы защитники. Наша задача – защитить права и свободы людей, в данном случае – Алексея Меркушкина и опровергнуть предъявленные обвинения.

А если суд рассмотрит дело строго по закону, внимательно и беспристрастно, то сразу станет понятно, что никакого дела и нет, как и не было выдуманных преступлений.

И если суд будет идти по закону, то только оправдательный приговор. И никаких вариантов. Сила в правде!