205 лет назад уездный Саранск был втянут в орбиту большой политики

Агрессор – злодей априори. А тот, кто бездействовал и ничего не предпринял, чтобы остановить супостата, потакал ему –  кто он?Тоже злодей?

Французский император Наполеон Бонапарт без объявления России войны 12 июня 1812 года переправил через реку Неман свою 608-тысячную армию при 1372 орудиях.

Российский император Александр I узнал об этом на балу в загородном дворце  генерала от кавалерии, исполняющего обязанности начальника главного штаба армии графа Л.Беннигсена. Ни монарх, ни и.о. начштаба не остановили бал, не подняли армию. Они продолжали… танцевать.

Александр I боялся своей армии и всего, что было с ней связано. Его не интересовало, «хорошо ли солдаты стреляют, умеют ли колоть штыком», главное, чтобы по правилам «тянули носок», когда маршировали, и обладали отменой выправкой.

А Наполеон, впервые переночевав на русской земле, на следующий день повел  войска широким фронтом. Еще накануне войны Александр I последовал совету своего главного консультанта в военных делах бездарного прусского генерала барона фон Фуля и разделил русские силы на две армии. И теперь эти разобщенные армии отступали под натиском значительно превосходящих сил Наполеона. 

В критические моменты власть всегда вспоминает о народе. Однако не для того, чтобы покаяться перед ним, а попросить у него помощи. Так было всегда. Так случилось и 6 июля 1812 года, когда император Александр I подписал манифест «О составлении временного внутреннего ополчения». «…При всей своей твердой надежде на храброе наше воинство полагаем мы за необходимо нужное собрать внутри государства новыя силы, которыя, нанося новый ужас врагу, составляли бы вторую ограду в подкрепление первой и в защиту домов, жен и детей каждаго и всех…Соединитесь все: со крестом в сердце и с оружием в руках…Никакия силы человеческия вас не одолеют…».

На территории Поволжья был организован третий округ в составе шести губерний – Нижегородской, Симбирской, Казанской, Костромской, Пензенской и Вятской. Руководителем ополчения округа был назначен генерал-лейтенант граф П.А.Толстой. (Забегая вперед, отметим, что Петр Александрович – опытный военачальник, участвовал в Русско-турецкой войне 1787-1791 годов, командовал резервной армией, был чрезвычайным послом в Париже. С ополчением он потом дойдет до Варшавы).

1-й пехотный полк Симбирского ополчения (командир генерал-майор князь А.М.Оболенский) формировался в г.Алатырь, в полк брали жителей Ардатовского уезда.

Пехотные полки Пензенского ополчения (его командиром Александр I назначил генерал-майора Н.Ф.Кишенского; генеральское звание Николай Федорович получил в 25 лет) формировались: в Саранске – 1-й, в Инсаре – 3-й, в Краснослободске – 4-й, в Мокшане – 2-й  и в Пензе – конный полк. 

31 июля 1812 года собрание Пензенского губернского дворянства постановило собрать в ополчение 6800 воинов, на его содержание выделить 232056 рублей. В начале сентября дворянское собрание решило дополнительно поставить воинов в ополчение и довести его численность до 9282 человека. Воин принимался от сдатчика одетым по форме ( Как – указано в справке. – авт). Всем обер-офицерам, которые по бедности своей не в состоянии были обмундировать себя, выдавали единовременно по 200 рублей.

Участники общего собрания дворян Симбирской губернии определили денежное содержание командиров: полковым начальникам полагалось по 1200 рублей, батальонным – по 1000, сотенным – по 600, обер-офицерам – по 400 рублей каждому на год. 

19 ноября 1812 года командующий третьим округом ополчения генерал-лейтенант граф П.А.Толстой доложил Александру I о готовности ополчения к выступлению. Но тут случилось ЧП: 9 декабря восстал 3-й пехотный полк в Инсаре (а это 2400 человек), а на следующий день  начались волнения  ратников 1-го пехотного полка в Саранске. О событиях  в Саранске пензенский гражданский губернатор князь Г.С.Голицын доложил императору. Что же послужило причиной восстания? Догматы потом подведут  под волнения идеологическую базу, мол, народ восстал против крепостного права, угнетения. А если посмотреть на случившееся под другим углом? Ополченцы всегда чувствовали себя защитниками Отечества. У них было обостренное восприятие понятия  воинской чести: идти в бой, не приняв присяги? Это же недопустимо, они - не какие-то легионеры, но воины своего Отечества!  Ратники 1-го и 3-го пехотных  полков как раз и  требовали, чтобы им дали возможность принять присягу  на верность Отечеству. Это требование они предъявили своим командирам. И если уж вести речь об идеологической стороне, то тут надо, выражаясь современным языком, говорить скорее о плохой агитационно-пропагандистской работе чиновников, отвечающих за моральное состояние людей. Второй пункт требований ополченцев гласил:  зачитать им манифест императора, поскольку пошли слухи, якобы государь велел набирать в ополчение дворян, а те вместо себя прислали своих крестьян.

 9 декабря в Инсаре полк построился на площади. Ратники  послали делегацию к командиру полка – мол, ополченцы хотят принять присягу и ознакомиться с манифестом императора. Что последовало за этим – не досужие вымыслы, интерпретированные позже десятками исследователей, а свидетельство очевидца полкового адъютанта И.Т.Шишкина, который по решению командира полка зачитал манифест. (К 200-летию победы в Отечественной войне 1812 года сотрудники Архивной службы Мордовии и Центрального государственного архива Мордовии выпустили сборник документов и материалов «Недаром помнит вся Россия…», в который включены воспоминания И.Т.Шишкина, написанные им в 1825 году). Казалось бы, на этом все должно было и закончиться. Однако и на этот раз сработал закон толпы: атмосфера была настолько наэлектризована, что достаточно малейшей искры, чтобы последовал взрыв.  Кто-то из ополченцев бросил в окно командирского дома палку, посыпались осколки стекла. Это и послужило той самой искрой. «Как громовой удар, раздался дикий вой четырех тысяч ратников! С быстротою молнии устремились они к дому: палисадник, ворота, забор – все рушалось мгновенно!...» Начались погромы, грабежи. «Позже у одной женщине под исподнем ее платьем был найден отменный салоп и в волоснике 205 рублей ассигнациями». Ратники стали сооружать виселицы, чтобы казнить офицеров, избили командира полка.

Здесь впервые трусость Александра I сделала благое дело. Император не решился при формировании ополчения выдать ратникам огнестрельное оружие – только пики и топоры. (Хотя ратники Вологодского, Олонецкого ополчений, куда брали людей, «занимающихся стрелянием птиц и зверей», и Санкт-Петербургского ополчения имели ружья). Это спасло жителей Инсара от более тяжелых последствий.

Слухи – страшнее оспы и чумы. На следующий день начались волнения ратников в Саранске – ополченцы также требовали, чтобы они приняли присягу. Но здесь все происходило более мирно. 

Волнения затронули и 2-й пехотный полк в Мокшане, но там в повиновение взбунтовавшихся привели быстро – потребовалось несколько  выстрелов картечью и штыковая атака.

В Саранск срочно прибыли пензенский гражданский губернатор Г.С.Голицын и командующий ополчением третьего округа генерал-лейтенант П.А.Толстой, чтобы выполнить указание императора и разобраться в ситуации. В Инсаре было арестовано до 400 человек, в Саранске – около 80.

13 декабря начальник Пензенского губернского ополчения генерал-майор Н.Ф.Кишенский рапортовал, что в Инсаре «тишина и порядок восстановлены». Все воины, кроме «содержащихся за буйство под караулом»,  приведены к присяге.

2 января 1813 года  Г.С.Голицын доложил императору, что военный суд в Саранске приговорил: семь воинов и одного казака  наказать кнутом,  вырезать у них ноздри и  сослать на каторжные работы в Нерчинск; 28 человек прогнать под шпицрутенами, 91 человек наказать перед полком палками и отправить в дальние гарнизоны. 

3 января 1813 года ополченцы выступили из Саранска. Пензенское ополчение двинулось через Тамбов, Воронеж к Киеву. Под Киевом граф П.А.Толстой доставил высочайший приказ, которым объявлялось пензенскому ополчению «всемилостивейшее прощение во всех беспорядках, произведенных мятежниками». Сначала планировали, что ополченцы останутся на охране Малороссии, но регулярной армии требовалась помощь, и для ополченцев начался заграничный поход.

Когда начались бои с французами,  ополченцам выдали ружья. Интересно свидетельство ветерана 3-го пехотного полка П.И.Юматова. «Ружья тульской работы были бракованными: замки к ложам, вместо привинтки шурупом, заколачивались деревянными шпильками и привязывались веревками». Взяв Дрезден, ратники сложили свои пики, бракованные тульские ружья заменили на французские с ореховыми ложами и медными полками. Оружия было вдоволь – 30 тысяч вражеских солдат и офицеров сдались; некоторые, выходя из крепости, начинали, было разбивать приклады о землю, приводя ружья в негодность, то таких быстро приструнили и они стали ставить их в козлы.

Полковой адъютант 3-го пехотного полка Пензенского ополчения И.Т.Шишкин впоследствии писал: «Конечно, ратники не оказывали важнейших услуг своему Отечеству; но Дрезден, Магдебург и Гамбург не напрасно засвидетельствуют, что победа есть также  принадлежность и русского ополчения». О воинском мастерстве ополченцев, в частности, 3-го пехотного полка свидетельствует такой пример: французский маршал Сен-Сир Лоран де Гувион (он, командуя баварцами, получил чин маршала за активные боевые действия против русских войск, возглавляемых генералом П.Х.Витгенштейном – авт.) сдал нашим ратникам Дрезден. Генерал от кавалерии граф Л.Беннигсен в рапорте о награждении ополченцев отмечал, что полковник К.И.Селунский «в сражениях 28-го января и 5-го февраля, находясь со вверенным ему полком, действовал при атаке Найгофа и Вильгельмсбурга, благоразумными своими распоряжениями и храбростию своею много содействовал к удачному окончанию дела» и достоин ордена Св.Анны 2-го класса.

 Осенью 1813 года Саранск снова замелькает в официальной переписке. Дело в том, что в начале октября 1813 года, незадолго до битвы под Лейпцигом, Наполеон лишился своей союзницы – Баварии, она перешла на сторону антифранцузской коалиции. И вовремя – сражение под Лейпцигом, по свидетельству очевидцев, не уступало Бородинскому. У Наполеона насчитывалось 170 тысяч человек, у союзников – более 300 тысяч, обе стороны имели до двух тысяч орудий. Понеся огромные потери, Наполеон стал отходить к Рейну, по пути разбил австрийцев и… своих недавних союзников – баварцев. А ведь кажется, совсем недавно Наполеон удостоил своего вассала – курфюрста Баварии – королевского титула.

Действительно, природой брак не предусмотрен. Наполеон, наверно, улыбнулся, вспомнив, как это его выражение повторил позже великий лис, мастер дипломатических интриг Ш.Талейран.

В политике важен жест – предтеча поступка. И Александр I сделал красивый жест: он повелел освободить из плена всех баварцев. Главнокомандующий в Санкт-Петербурге на время отсутствия императора и управляющий Министерством полиции граф С.К.Вязмитинов тут же дал указание правителю Особенной канцелярии министерства фон Фоку немедленно направить 21 губернатору распоряжение: «Его императорское величество Высочайше повелеть соизволил, дабы по случаю соединения с нами Баварского двора освободить всех в России находящихся баварцев, отправляя всех таковых на сборные пункты границ наших…». Получив циркуляр, пензенский гражданский губернатор князь Г.С.Голицын переправляет его саранскому полицмейстеру И.Я.Евсюкову. 

Согласно реестру, находящемуся в Пензенском губернском правлении, в Саранске находились два баварских офицера, в Краснослободске – три. В упоминавшемся сборнике «Недаром помнит вся Россия…» впервые опубликованы воспоминания двух обер-лейтенантов – Христофа Людвига фон Йелина и Франца Юлиуса фон Зодена, находившихся в Саранске с 18 июля по 20 декабря 1813 года. Офицеры очень подробно описывают свое пребывание в городе, о взаимоотношениях с его обитателями.

Так, на второй день после приезда они были… приглашены на обед к полицмейстеру. Теперь история знает пример, когда немецкий военнопленный был приглашен на обед к русскому полицмейстеру, имевшему чин полковника. Но история не знает примера, чтобы русский военнопленный был приглашен на обед к штандартенфюреру СС (это звание соответствует армейскому полковнику). «Нас очень хорошо угостили. Подавали вино, даже шампанское, а также квас – любимый напиток русских. Супруга полицмейстера немного говорила по-французски и проявила большое участие в нашем положении. Мы получили повторные уверения в нашей безопасности и разрешение посещать дом полицейского в любое время», - писал фон Зоден.

О щедрости хозяев свидетельствует  и такое. Его приводит этот же офицер: «при отъезде на родину император Александр распорядился выдать каждому офицеру зимнюю одежду и одноконные сани. Каждый офицер получил на дорогу по 100 рублей в качестве подъемных…». Чтобы представить – много это или мало, приведем котировку  из воспоминаний.

«Фунт говядины (400 г) обходился в 10 копеек, фунт хлеба – в 5-6 копеек. Одноконная телега дров стоила 45 копеек. Наши средства были достаточны, чтобы иногда пить чай или кофе и посещать питейные заведения».

«По три-четыре человека мы образовали артели и готовили пищу по разным немецким рецептам, чем часто привлекали внимание русских. Каждое такое маленькое домашнее хозяйство поручалось солдату, который выполнял все тяжелые работы, такие, как колка дров и т.п. Мы жили друг с другом мирно, и наша маленькая республика развивалась». (Кроме пленных баварцев, в городе находились  пленные офицеры из других частей французской армии, а также рядовые солдаты – авт.).

Военнопленные настолько обжились в городе, что «в продолжение саранских ярмарок, которые продолжались 14 дней, заводили знакомства с некоторыми присутствовавшими там дамами… с женами офицеров ополчения, их братья были офицерами в армии».

А вот что писал обер-лейтенант барон Фридрих фон Фуртенбах, находившийся в Краснослободске с 5 сентября по 24 ноября 1813 года. «Мы миновали маленький городок Мокшан и…наткнулись на своеобразную народность – мордву. Это  сильный народ, мирный, гостеприимный и любезный. У них своеобразный язык и обычаи…Скотоводство и пчеловодство, как и земледелий – вот их занятия. После пяти дней пути мы добрались до нашей стоянки – Краснослободска. Здесь мы встретили 23 пленных офицера, так что теперь нас 37…(11 декабря 1813 года пензенский полицмейстер И.В.Кравков отправил в Краснослободск еще 94 военнопленных. В городе собрался действительно «интернационал»: эрфуртцы, пруссаки, гессенцы, брауншвейцы, французы, поляки, итальянцы, вюртембергцы, австрийцы…Представители всех государств Европы шли на Россию. Здесь им предоставили возможность ближе «познакомиться» с нашей страной – авт.). Так как мы за все платили наличными, среди жителей мы были в почете и популярности. И жили с ними на дружеской ноге.. Мы могли гулять по городу, его окрестностям и в долине, но не далее, чем за версту от города, и не собираясь в большие компании. Я ежедневно менял меню и достиг высших вершин кулинарного искусства…Рыба всякого сорта здесь даже не имеет определенной цены. Она зависит от погоды. Но рыба всегда очень дешева. Понедельник здесь был базарным днем, когда нужно было закупать на всю неделю. Я часто покупал сразу целую четверть говяжьей туши, барана и полсвиньи. Все виды мяса были очень хороши и жирны.

23 сентября нас, трех баварских офицеров, вызвали в полицию. Нам был зачитан указ, по которому каждый из нас должен был получить от принцессы Амалии Баварской в качестве награды 76 рублей 42 копейки медью. Я справил себе пару сапог, пальто, кое-что из белья, меховое одеяло и большой тюфяк для сена…»

Барона поразило, как в населенных пунктах для сбора всех жителей или в случае опасности (появился медведь или случился пожар) начинали стучать молотком по куску железа, а также верстовые столбы («хорошая и полезная идея, и для определения расстояния, и  для ориентировки»).

«Среди мужского и женского пола очень много пожилых (30-летнему офицеру, наверно, все, немногим старше его, казались пожилыми – авт.). Мужчины восьмидесяти лет, которые еще не оставили своей профессии, здесь не редкость. В нашем (Вот как: пленный настолько обжился, что уже считает Краснослободск своим городом - авт.) городе и его окрестностях были столетние старики, один даже 108 лет, которые еще выходили и сами покупали себе водку. Женский пол здесь очень даже приятного склада и совсем не так уж недоступен» (здесь – без комментария – авт.).

Через месяц после проводов баварских офицеров наступила очередь и остальных военнопленных Рейнского союза (так называлось объединение 36 германских государств под протекторатом Наполеона Бонапарта).

Как отметил Х.-Л.Йелин:

«Мы радовались и веселились, а помещики, которые нас очень полюбили, сожалели, что приходится с нами расстаться, желали нам счастливого пути и многих ссудили деньгами на покупку шуб. Приобретя шубы, мы провели в радушном обществе еще несколько веселых дней.

21 декабря около полудня мы покинули наше прежнее место пребывания».

Тот, кто не знает особенностей российской бюрократии, будет уверять, что она была неповоротливой, действовала со скрипом. И в доказательство приведет все «крапивное семя», позаимствованное из школьной программы – гоголевского Акакия Акакиевича, толстовского Алексея Каренина, чеховского Толстого с Тонким. Все это так, но надо заметить, что «скрип» - это не результат чей-то лености или отсутствия «смазки» в виде драконовских мер.

Светило российской бюрократии граф М.М.Сперанский, современники еще отмечали, что он был своего рода Пушкиным для бюрократии, сделал все, чтобы Россия встретила войну с отлаженным государственным механизмом.

Этот тезис совершенно неожиданно подтвердил в 1817 году обер-лейтенант Х.-Л.Йелин:

«Вскоре мы очутились накануне своего освобождения. С нас взяли честное слово, что мы не захотим освободиться из плена каким-нибудь способом. Мы пришли в полицию, где нам подали бумагу, которую мы должны были подписать. Мы легко могли дать честное слово, потому что как и каким образом попали бы мы в Германию от границ Азии без возможности где-нибудь быть остановленными.. К тому же мы помнили о жестоком обращении с некоторыми из нас, которые захотели сами освободиться. Из Минска, где еще никто  и не думал брать  с нас честное слово, ушли несколько немецких и французских офицеров. Они уже добрались до австрийской границы, когда их схватили и вновь отправили обратно в Минск. Там поступили с ними как с обыкновенными преступниками и нещадно били».

28 октября 1814 года Александр I, будучи в Вене, подписал указ, в котором говорилось:

«С возвращением армий наших в пределы Отечества указали мы генерал-фельдмаршалу Барклаю-де-Толли и генералу графу Беннигсену распустить по домам и достальное ополчение, во внутренних губерниях российских на защиту в 1812 г. собранное, но бывшее доселе за границею.

Правительствующий Сенат не оставит  известить о том, кого следует, изъявив благодарность нашу всем чинам ополчения за ревность и усердие, оказанные ими во время службы; изъявив купно с тем желание наше, чтобы воины в недрах семейственных наслаждались среди трудов и промыслов, прежнему состоянию их приличных, полным благом и спокойствием».

Во второй половине лета и осенью 1815 года русские полки, в том числе и ополченцы, возвращались из Франции. 2 августа из Потсдама в Берлин пришла русская гвардия. Вдоль главной улицы были расставлены столы, и русские солдаты сидели вместе с прусскими. Праздник длился два дня и завершился большим обедом в замке короля Фридриха Вильгельма III, на котором присутствовало более 600 человек.

В конце октября, возвращаясь в Россию с берегов Рейна, в Берлин вошел гренадерский полк. И вновь в замке короля был большой обед. В отдельном зале находился стол для высочайших особ, к которому пригласили главнокомандующих обеими армиями, генерал-фельдмаршалов Барклая-де-Толли и Блюхера. Другие гости обедали в соседних залах. Когда обед был в разгаре, император Александр I и король Фридрих Вильгельм III встали со своих мест и провозгласили тост за здоровье великого князя Николая и принцессы Шарлоты: оказывается, у них была помолвка.

Профессор А.Манько, автор очерков об особах Российского императорского дома, приводит письмо прусского короля Фридриха Вильгельма III российскому императору Александру I от 22 декабря 1815 года, свидетельствующее о том, что политические разногласия не нарушили личной дружбы двух монархов:

«Дружба моя к Вашему Величеству обратилась для меня в истинную религию. Я никогда не забуду, государь, ни оказанных мне Вами услуг, ни того благородства чувств, коими Вы их сопровождали. Мои подданные так же будут помнить их, как и я».

Это было написано свыше двухсот лет назад…

В.Климанов.