Фарс, ложь и плохая актёрская игра – именно так выглядел допрос главного «досудебщика» Алексея Гришина в суде. Это на его лживых показаниях «состряпали» всё это нелепое дело о преступлениях, которых не было. Это по его оговорам почти три года за решёткой остаётся непричастный и невиновный Алексей Меркушкин. И Владимир Мазов – бывший первый заместитель Председателя Правительства Мордовии, который с 2015 года состоял в основном кадровом резерве республики и Кремля на Главу Мордовии – четвёртый год под фактическим домашним арестом, без дела. Видимо, сегодня это никого не интересует, и такой кадровый потенциал оказался никому не нужен.

Допрос Алексея Гришина продолжался несколько недель. Сначала вопросы, если можно так выразиться, задавала сторона обвинения. По сути всё свелось к перечитыванию лживого досудебного соглашения. Даже те бумаги, которых он, по его собственному признанию, не видел, проходят через призму его комментариев и воображения. По сути домыслы, с помощью которых обвинение пытается подтвердить свою выдуманную версию. А про некоторые важные доказательства, которые опровергают «досудебку» – Гришин не знал, что они в деле. А там, где Гришин забывал, о чём именно нужно врать, обвинение откровенно ему помогало: наводящими вопросами, в которых уже содержался ответ, вытягивало нужные слова. Ну и что, что это лживые слова? Они же так нужны, чтобы замазать грязью невиновных. И дошёл до совсем циничного обращения к обвинению: «Мне хотелось бы надеяться, что я дал все правдивые показания (исполнил своё досудебное соглашение). Если нет, подскажите, что не так». Практически готов на любую ложь: скажите мне, что ещё говорить, я сделаю!

 

Алексей Гришин – не только лжец, но и трус. Адвокат напомнил ему о том, что дача ложных показаний или утаивание существенных обстоятельств – нарушение досудебного соглашения, влекущее пересмотр приговора. По абсолютному большинству гришинских заявлений о якобы совершённых преступлениях были отказы в возбуждении уголовных дел, а его попытки втянуть Алексея Меркушкина в свои собственные преступления оказались безуспешными: участие в них Меркушкина не подтвердилось. Но почему-то его досудебные соглашения о сотрудничестве, основанные на этой лжи, до сих пор не расторгнуты прокуратурой! То есть даже предвзятое следствие не смогло «натянуть сову на глобус», то есть прямо подтвердило, что Гришин врал. И это точно не сегодня-завтра повлечёт последствия.

«Последствия в виде пересмотра приговора, например, рассмотрение дела в общем порядке вашего конкретно. <…> Я просто спрашиваю, Вы готовы к этому или нет?» – уточнил адвокат Алексея Меркушкина Саркис Геворкян.

В этот момент Гришин изменился в лице, побледнел, говорить не мог – в горле пересохло, такой стресс. Гришину стало страшно. Очень страшно. Было ли ему стыдно на протяжении этого допроса? Да нет, не было. Он даже проговорился, рассуждая о своей жизни: «Нужно и уметь воровать, и обязанности чиновника выполнять». Ничего себе – при судье и прокуроре признаваться, что надо уметь воровать. Это его криминальное кредо уже тянет на уголовку. Собственно, биография Алексея Гришина этому вполне соответствует. В Самаре в бытность его министром строительства за решётку угодили: два его заместителя, один из которых – его приятель из Саранска; руководитель Управления капитального строительства Светлана Моравская – а ведь Гришин в Самару привёз её с собой из Сочи – это гришинская команда, на которую он всё повесил. Руководители строительных компаний, которых он втянул в так называемые «дела» и которых тоже подставил, и которые тоже получили немалые сроки. При этом только сам Алексей Гришин умудрился выйти сухим из воды, якобы об этих преступлениях он ничего не знал: искусством играть на слабостях и пороках отдельных нечистоплотных правоохранителей он овладел в совершенстве, работая в Москве, в Сочи, в Самаре… Только как мог не знать, когда все и в Самаре, и в Саранске знают: ни одно решение без него не могло быть принято – да вообще нигде, где он руководил. Обойти это правило для подчинённых значило – моментально вылететь с работы. Алексей Гришин демонстрирует высший пилотаж в этом умении, овладел в совершенстве.

Когда к допросу перешли адвокаты, Алексей Гришин вертелся как уж на раскалённой сковородке. Пытался спастись от прямых вопросов актёрством, он паясничал, а когда его прижимали к стенке, говорил, что не знает или не помнит. А уголовный кодекс трактует такое поведение однозначно: попытка уйти от ответственности. Звучит вопрос: «Способна ли ваша сестра на оговор?» Гришин сначала утверждает – способна. Сразу включается обвинение, на нерве и агрессии: «Интересует не в общем, а по конкретной ситуации, по деятельности банка она могла оговорить?» Прямая, ничем не прикрытая подсказка и в словах, и в интонации: мол, не то говоришь, не тупи, говори, что надо. Или о чём договорились? Гришин, видимо, всё равно не может понять, чего от него хотят, он снова отвечает на вопрос как есть – способна оговорить. Потому что у неё с Тренькиным были плохие, очень неприязненные деловые отношения. Вопрос перефразируют, повторяют по несколько раз, обвинение просит тридцатиминутный перерыв. За это время Гришину объясняют: нужен совсем другой ответ. И после перерыва Гришин просит слово для заявления и говорит, что сестра Татьяна не могла оговорить Тренькина. После такого ответа настроение обвинения резко улучшилось. В этом вся суть показаний Гришина.

Очень неприятно было отвечать Алексею Гришину и на вопрос о публикациях в прессе, согласно которым он с отцом вывели за рубеж почти миллиард рублей. Адвокат называет офшорные фирмы Гришиных, спрашивает, в них ли выводились средства. Гришин отказывается отвечать: «Я не хочу отвечать, считаю, что это к делу не относится». Но судья вопрос не снял, отвечать пришлось. И Гришин говорит: «Я ничего не помню». Представляете, забыть про миллиард?! В это вообще кто-то может поверить?

«Не знаю», «не помню», «не буду отвечать» – для Алексея Гришина это было главной тактикой поведения на суде. Да как же так? Два-три года назад он всё это озвучивал, наговорил на сотни страниц, и если бы это было правдой, то её бы он не забыл! А когда что-то выдумываешь, спасая себя, в стрессовом состоянии оговаривая невиновных, в этом легко запутаться и забыть, что ты когда-то придумал. Поэтому без подсказок обвинения – никак…

Некоторые ответы Алексея Гришина и вовсе вводили в недоумение. Например, на вопрос о том, что Алексей Гришин вкладывает в понятие бенефициар, он ответил, что наслышан об этом дискуссируемом вопросе в рамках этого заседания. «Откуда вы узнали, какие дискуссии идут в рамках этого заседания?» – интересуются адвокаты. «Читал в прессе», – неуверенно ответил «досудебщик». На самом деле этого в прессе не было. Может, свидетель просто перепутал свои источники информации? Это значит, что кукловоды, состряпавшие дело, до сих пор дёргают за ниточки.

 

Главным бенефициаром «Мордовпромстройбанка» в реальности был отец Алексея Гришина – Виктор. Фактически он вёл все дела банка, он обо всём со всеми договаривался. Главным в телефонных переговорах Виктора Гришина называет и его собственная дочь Татьяна Гришина. Она не знала, что беседы прослушиваются, поэтому в них говорила правду, как оно есть на самом деле. Да и на вопрос о том, как, не имея нужного образования, опыта, навыков и умений она стала руководителем банка, Татьяна Гришина ответила: «Отец поставил», решив вопросы в Центробанке в Москве. Отец решал вопросы, но ни подозреваемым, ни обвиняемым он не стал. Удивительно! В крайнее недоумение поставили Гришина и прослушанные в судебном заседании телефонные переговоры его сестры Татьяны с отцом, где как раз подробно обсуждались принятые ими меры по продаже «Экспоцентра». Единственное, что пришло на ум Гришина Алексея – заявить, что он не согласен с ними. А переписка Татьяны, в том числе с ним лично, не оставила ему и вовсе никаких аргументов: даже родная сестра писала, что «реально бизнесом управляет и распоряжается всеми денежными средствами Алексей Викторович Гришин», своей «повелевающей рукой», будучи «незаинтересованным в его развитии» и находясь под «алкогольной зависимостью». От родной сестры звучали фразы о «бесконечном хамстве, оскорблениях и мате» с его стороны и о его единственной цели – «деньги в карман любым путём»! Как писала Татьяна: «Делать ничего не хочется, а деньги в виде дохода нужны вперёд!» Комментировать поникшему Гришину было совсем нечего. 

Алексей Гришин в суде говорил, что ничего не знал о продаже акций Алексея Меркушкина, когда тот пошёл на государственную службу. Тоже наглая ложь, потому что нельзя продать акции без согласия других акционеров! Я не понимаю, как можно так спокойно, методично и развёрнуто врать. Это надо иметь особый психотип, я считаю. Даже глазом не моргнул. Главная задача, которую кукловоды поставили перед Гришиными – чтобы фамилия Меркушкин в контексте обвинения звучала как можно чаще. Это продолжение всё той же постановки, которая началась с досудебной лжи. 

Однако допросы других свидетелей не оставляют от показаний Гришина камня на камне. Михаил Иоффе чуть раньше рассказал суду, что именно Гришины принимали все серьёзные решения. А вот Алексей Меркушкин на самом деле ничего не решал. Вообще, с переходом Алексея Меркушкина на государственную службу, сказал Михаил Иоффе, он отошёл от коммерческих дел и практически перестал видеться с Гришиными. У него были другие заботы – он готовил республику к чемпионату мира по футболу. 

Показания Михаила Иоффе не нравились стороне обвинения – по крайней мере, такое впечатление сложилось у меня. Прокурор брала перерыв, чтобы переформулировать вопросы, да и вообще выглядела растерянной. Слова Михаила Иоффе о том, что Алексей Меркушкин не участвовал в делах Гришиных, подтвердил и другой свидетель – бывший директор «ИнвестАльянса» Дмитрий Лабутин. Он заявил: все принципиальные вопросы Гришин решал единолично. Лабутин рассказал и о стиле управления Алексея Гришина – с руганью, криками и нецензурной лексикой. Многие его подчинённые не выдерживали и увольнялись. Тоже показательная характеристика. Что касается Михаила Иоффе, судья его спросил, друг ли он Алексею Меркушкину? Иоффе остался порядочен и честен. Не кривя душой, ответил: да, друг. Мог соврать? Мог, но не стал, и от этого все его показания приобретают дополнительную весомость. Потому что честный человек остаётся таковым всегда. 

 

Эмоции Алексея Гришина прорывались и на суде. Было очень заметно, как он агрессивно реагировал на вопросы защиты. Вопросы прямые, вопросы правильные. Правдивые ответы на них развалят состряпанное дело. Практически все остальные свидетели говорили правду, как есть на самом деле. В итоге Алексей Гришин со своей ложью, идущей вразрез даже с показаниями его родной сестры, рискует остаться в гордом одиночестве. Получится, что он один врал, и ему за это отвечать. Здесь сделка со следствием не спасёт – будет новое уголовное дело. Именно этого больше всего боится Алексей Гришин. Правды. Он оговаривал Алексея Меркушкина, а в итоге фактически оговорил и подставил себя, причём, с самого начала. Он думал, что спасает себя, когда согласился помочь в изобретении этого уголовного дела, которое с самого начала – фарс. Стал участником кампании по фактической дискредитации даже не Меркушкиных – Алексея и Николая Ивановича, а всей нашей республики. В этом главная цель кукловодов. Ведь через сына замазать грязью первого Главу Мордовии – это значит попытаться уничтожить все те исторические достижения, которые свершились в эпоху Созидания. В этих делах труд практически всех жителей Мордовии, которые знают правду. Которые ещё многие десятки лет будут с благодарностью помнить Николая Ивановича Меркушкина, совершившего, как всем казалось в начале, абсолютно невозможное – он вместе с командой вытащил регион из пепла первой половины 90-х на высшие позиции в стране. Сотни тысяч людей следят за этим делом и видят, что в нём происходит на самом деле.