Уроженец Мордовии, президент Союза нефтегазопромышленников России Генадий Шмаль отметил 75-летие

Вминувший август был отмечен юбилеем одного из главных зодчих всего нефтегазового комплекса Западной Сибири – того самого, что и по сей день является топливной опорой не только России, но и Европы. Генадий Шмаль (имя его пишется именно с одной «н», что привело даже к изменению в Указе Президента РФ) родился в Краснослободске, но партийную и хозяйственную карьеру сделал на всесоюзных сибирских стройках, дойдя до должности первого заместителя министра строительства предприятий нефтяной и газовой промышленности СССР. Однако Генадий Иосифович интересен не только своей богатой биографией, но и мыслями относительно сегодняшнего состояния топливной отрасли.

Досье

Шмаль Генадий Иосифович – родился 20 августа 1937 года в Краснослободске, советский партийный и хозяйственный деятель. Один из создателей нефтегазового комплекса в Западной Сибири. Сподвижник Б. Е. Щербины.

Окончил Уральский политехнический институт.  Работал на Березниковском титано-магниевом комбинате инженером-технологом строящегося цеха плавки концентрата. Там же перешёл на комсомольскую работу; был 2-м, а затем и 1-м секретарём Березниковского горкома ВЛКСМ. Избирался первым секретарем обкома комсомола, первым секретарем Тобольского горкома, вторым секретарем обкома. В 1978 году из-за разногласий с Г. П. Богомяковым перешёл на хозяйственную работу. В 1982 году Г. И. Шмаль стал заместителем, а в 1984 году первым заместителем министра. Учавствовал в правительственной комиссии по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС.

На кончике долота… 

- Родился я в Мордовии, но перед войной родители переехали в Оренбургскую область, - рассказывает Генадий Иосифович. - Закончил школу, потом Уральский политехнический институт (в это время в нем учился и Борис Ельцин, будущий первый Президент российский).

Как металлург распределился на Березниковский титано-магниевый комбинат, и там совершенно неожиданно пригласили на комсомольскую работу. Долго отбивался, потому что инженерная работа очень нравилась.

Тем не менее, уговорили. Был там вторым секретарем горкома комсомола, потом первым. А в 1964 году пригласили на работу в ЦК комсомола. Тогда новое направление появилось, довольно интересное – «Комсомольский прожектор». При ЦК комсомола был создан Центральный штаб «Комсомольского прожектора», и меня туда позвали. Вообще, тот период в жизни молодежного движения был очень интересным и в чем-то знаковым. На комсомольскую работу «потянулись» молодые инженеры и техники, и в деятельности комсомола произошел резкий поворот в сторону производственных проблем. Это потом очень помогло мне во время работы в Тюмени. В январе 1966 года секретарь ЦК ВЛКСМ Борис Николаевич Пастухов вызвал меня и предложил поехать в Тюмень первым секретарем обкома комсомола. Я говорю: «Борис Николаевич, а что там, в Тюмени?» Тогда она еще мало что значила.

Но Пастухов меня убедил: «Ты знаешь, там очень интересные открытия, большие перспективы». Я подумал недолго и дал согласие. И вот так я очутился в Тюмени.

19 января была областная комсомольская конференция, на которой меня избрали первым секретарем Тюменского обкома комсомола. Было мне тогда 28 лет. 

А потом был издан приказ о создании комсомольско-молодежного СМУ-1 в поселке Светлый. СМУ занималось там строительством Пунгинского газового промысла – первенца газовой промышленности Тюменской области. Была тогда поговорка, что комсомольцы – это те, что пьют, как взрослые, а работают, как дети. Мы эту поговорку поломали. Комсомольско-молодежные коллективы появились не только в строительстве, но и у нефтяников. В то время для нефтяников главное было бурение. «Нефть находится на кончике долота» - таков был наш девиз. 

Потом в моей биографии был Тобольск. Жена до сих пор вздрагивает, когда этот город вспоминает, потому что жили в квартире, где вода была 3-4 часа в сутки, и то ночью, а температура зимой была 11-13 градусов. Наливали ванну, она отстаивалась, там было много тины и чуть-чуть воды сверху. С вечера каждый примечал свою чашку, чтоб потом утром можно было не мыть. И несмотря на это, потом я уезжал из Тобольска с большой неохотой.  Но Борис Евдокимович (Щербина – ред.) сделал мне предложение, от которого отказываться было нельзя.

Обком – как истина в последней инстанции

 - Щербина уже был министром Нефтегазстроя и сделал такое предложение. Он меня искренне любил, видел во мне, я так понимаю, определенный потенциал.

В обкоме партии я проработал почти пять лет. Особых стычек с первым секретарем Геннадием Павловичем Богомяковым, можно сказать, не было. Просто я считал тогда и считаю сейчас, что одна из самых больших бед в нашей партии была в том, что в ней не очень терпели людей инакомыслящих, не говоря уже об инакодействующих.

Не может быть обком партии истиной в последней инстанции по любому вопросу. Например, обсуждается проект застройки города Тюмени, докладывают архитекторы, профессионалы. И разве дело обкома указывать им, где какой дом «привязать»?

Примерно так же было и с нефтяниками. В то время бурение было главным, началось движение стотысячников. И вдруг появляется статья в «Правде» под заголовком «Метр на пьедестале». А что такое «Правда» в то время? Сразу звонки из ЦК, из министерства. Богомякова в Тюмени не было, вышли на меня.

Я сказал, что статья совершенно неправильная. «Как так, да вы знаете, ЦК считает…». Хорошо, что Виктор Иванович Муравленко был умелый дипломат и в то же время достаточно твердый человек. Мы отстояли свою позицию, не свернули объемы бурения. Я и потом, спустя годы, часто вспоминал это.

В принципе, партия излишне увлеклась тогда администрированием, иные секретари почувствовали себя чуть ли не наместниками Бога на земле. Это было ошибкой.

Меня же лично воспитал комсомол, у меня была всегда органическая потребность общения с людьми. Это привил, конечно, Борис Евдокимович, он и сам это дело любил. А Геннадий Павлович немножко другого склада человек. И для него это была обязанность, а для меня – потребность. Разный стиль, разный подход. Это, наверное, и определило, почему я ушел из обкома, о чем потом нисколько не жалел, потому что пришел на работу в «Сибкомплектмонтаж».

Многие наши заводы построены до войны…

Сейчас я президент Союза нефтегазопромышленников. Всех нефтяников, нефтехимиков волнуют проблемы современной топливной отрасли. К примеру, рост цен на бензин. Сегодня по состоянию нефтепереработки мы плетемся в самом хвосте. Глубина переработки, которая у нас составляет около 70-72%, в развитых странах уже достигает 95-97%. Конечно, есть отдельные примеры успешной работы в этом направлении. Но заводы нуждаются в серьезной реконструкции. Многие из них были построены или до войны, или сразу после войны по ленд-лизу. У нас очень мало вторичных процессов. Из 28 заводов, которые мы считаем более или менее нормальными, 12 вообще не имеют никаких вторичных процессов, остальные 16 имеют по одному-два. Отсюда и низкий выход светлых продуктов. У американцев выход светлых продуктов составляет 75-80%, а у нас около 50%. Это бензин, солярка, керосин. Поэтому, когда спрашивают, почему у нас такая высокая цена на бензин, надо иметь в виду, что американцы из одной тонны нефти получают 420 литров бензина, а мы только 140. 

В последние годы наблюдается бум на рынке оборудования для нефтепереработки. Китайцы, например, строят очень много НПЗ. 

Все это говорит о том, что проблему нужно решать в комплексе. Нужна серьезная, четко продуманная программа проведения реконструкции наших НПЗ, развития нашей химии, нефтехимии и газохимии. Сюда же я бы включил и проблему ценообразования.

Сейчас у нас никакой политики в области ценообразования нет. Мы в этом отношении страна ситуации. Что-то случилось - сразу начинаем принимать меры. А между тем сегодня цены носят ярко выраженный социальный характер. 

Я тут посчитал: средняя российская семья из четырех человек вынуждена тратить только на бензин примерно 10% своего годового бюджета. Это очень много. На Западе семья тратит не более 1-2%. Когда нам говорят, что у нас бензин дешевле, чем в Европе, это не повод для того, чтобы завышать цену. Да, бензин у нас дешевле, чем в Европе, но если сравнивать с США, Венесуэлой, Кувейтом, Ираном, то бензин у нас намного дороже. 95-й должен стоить 15 руб. за литр. Да, с точки зрения простого счета сегодня торговать нефтью легче. Продал - и голова не болит, а тут надо вкладываться, строить заводы, оснащать их. Годы уйдут на то, чтобы окупить вложения. Но с точки зрения государственной, строить новые мощности необходимо. 

П. Семенов.