Первая истина полковника Старинова

Наш земляк постигал ее в фашистском плену

За годы Великой Отечественной войны сотрудники советской контрразведки обезвредили более 30 тысяч шпионов, около 3,5 тысячи диверсантов и свыше 6 тысяч террористов. Эти данные привел в своем предисловии к мемуарам коллеги, вышедших семь лет назад, руководитель Департамента военной контрразведки ФСБ России генерал-полковник А.Г.Безверхний.

В подавляющем большинстве все эти агенты и диверсанты – советские военнопленные, прошедшие обучение в разведывательных и диверсионных школах немецкой военной разведки – абвера. Одни пошли в эти «учебные заведения» добровольно, с желанием отомстить за что-то Советской власти; другие – с затаенной надеждой вернуться к своим; у третьих была какая-то другая причина. Но всех их объединяло одно – стремление жить. Среди тех, кто прошел курс обучения, но его услугами фашисты не воспользовались, - почему? Об этом ниже – был один из  уроженцев нашей республики. По ряду причин его настоящую фамилию мы не указываем, назовем его   С.М.Поворотовым.  Рассказ о его судьбе уместился «всего» на семидесяти страницах следственного дела.  Управление Федеральной службы безопасности России по Республике Мордовия предоставило возможность редакции газеты «Мордовия» ознакомиться с документами. 

Прежде чем перейти к изложению всех жизненных перипетий Сергея Поворотова, думается, необходимо пояснить читателям правомерность появления в заголовке фамилии полковника Старинова. Илья Григорьевич, разумеется, не имеет никакого отношения к человеку, о котором пойдет речь. Имя полковника долгое время было под запретом. Но, несмотря на это, он пользовался глубоким, непререкаемым авторитетом у советских спецназовцев, которые называли его Дедом. Он был непревзойденным специалистом по диверсиям. Полковник Старинов вывел три формулы (как он говорил – истины) поведения человека на войне. Первая из них гласит: и в тылу врага нужно оставаться человеком. Сергей Поворотов, конечно же, не знал об этой истине, но сама жизнь вела его к постижению  постулата полковника.

Война,  при всей своей чудовищной отвратительности, при всей кажущейся на первый взгляд сумбурности, надо признать, четко организованное действо. И  каждому,  добровольно или принудительно вовлеченному в ее смертельную круговерть, определено свое место: один – летчик, второй – сапер, третий - санитар, четвертый – артиллерист. И для всех действует один закон – убей врага, или враг убьет тебя. Сергея  зачислили в 95-й, как говорили в старину, пехотный полк на должность стрелка и  сначала направили в Вологду, а затем, в начале 1942-го  – под Вязьму. Во время «вяземской сечи»   осколок вошел ему в ногу. Полтора месяца он пролежал в госпитале. Вернулся в свою часть, которая в то время наступала на Смоленск. О характере боев под этим городом в начале войны и при его освобождении свидетельствуют  данные комиссии по расследованию  злодеяний фашистов: из 7900 жилых домов, имевшихся в этом старинном русской городе, немцы уничтожили 7600. И людские потери были огромны. Оставшихся в живых пехотинцев свели в батальон и отправили в тыл на переформирование. 

Через месяц  группа из 70 человек, в которую входил и Сергей, ставший теперь  первым номером расчета станкового пулемета системы «максим», пополнила 59-й стрелковый полк.

 - В начале 44-го нашу роту придали третьему батальону, - рассказывал С.Поворотов старшему следователю «Смерша». – 16 января, примерно в восемь часов вечера, мы пошли в наступление на деревню, которая так и называлась – Новая деревня, входившую в Оршанский район.  Роту немцы отсекли от основных сил. Часть личного состава сумела выбраться из мешка, другая часть была перебита, а 15 раненых, в том числе и я, попали в плен. Это произошло 16 января 1944 года. Вместе со мной в плену оказались командир пулеметного взвода лейтенант Стрелкин, из сержантского состава – Гусев, боец Козлов, фамилии других не знаю. 

Немцы были верны себе: порядок - прежде всего. В Оршанском госпитале, куда  направили Сергея -  он был ранен в плечо и руку,  на него завели карточку № 224. Фамилия, имя, отчество в ней – настоящие, а потом пошла писать губерния: год рождения 1918, место рождения Смоленская область, Касплянский район, деревня Ковалевцы, там  якобы проживают и родители. 

Следователь сначала удивился такой фантазии: немцы могли сличить эти данные с достоверными – у них на руках должна была находиться   его красноармейская книжка, да еще медаль «За отвагу».  Справка о награждении его медалью лежала в кармане гимнастерки, которую он оставил перед наступлением в блиндаже. Кстати, по его словам, он был награжден и медалью «За боевые заслуги», да вот только получить ее не успел, хотя знал, что сами медали уже привезли в часть.  Из пояснений Сергея следователь  понял: он ничем не рисковал. Из-за ранения вся фуфайка была в крови, поэтому немцы сняли ее с Сергея и бросили, а красноармейская книжка как раз лежала в ее внутреннем кармане. Так что ничего не ограничивало фантазию. Можно было бы изменить имя и фамилию. «Не догадался», - чистосердечно признался Сергей.

Зачем ему понадобился этот камуфляж? «Я боялся, что если немцы узнают обо мне все данные, они могут по рупору передать в нашу дивизию, что я нахожусь в плену…»

Историки до сих пор расходятся во мнении, кому принадлежат слова: «У нас нет пленных, есть предатели». Как бы то ни было, но в эту категорию заносили всех, кто оказался у немцев, не разбираясь в обстоятельствах пленения, времени нахождения в неволе. И слово «плен» было пожизненным тавро, автоматически переходившем и на родственников.

 Заслуживают глубокого уважения те контрразведчики, которые кропотливо устанавливали истину, отделяя зерно от плевел. Очень часто им приходилось буквально продираться через нагромождения лжи, измышлений.

Сергей лгал не только немцам, но и своим.

- Вы были судимы при Советской власти? – спрашивает следователь.

- Нет, я не был судим органами Советской власти, - уверенно отвечает С.Поворотов.

- В таком случае, вам зачитывается справка о том, что вы 26 июля 1937 года были осуждены … районным народным судом Мордовской АССР по статье 74 УК РСФСР к трем годам исправительно-трудовых лагерей. Почему вы пытаетесь скрыть это?

- Да, я действительно был осужден…Наказание отбыл в 1940 году. Почему я заявил, что не судим, ответить на этот вопрос затрудняюсь.

Статья 74-я - это, конечно, не 58-я, особенно «популярная» в  конце 30-х годов. 74-я – это статья за хулиганство. За «простое» хулиганство лишали свободы сроком на один год. Три года – это уже злостное хулиганство.

В 40-м Сергею было 25 лет.

- В госпитальной палате нас, военнопленных, было человек 20, - рассказывал на допросах С.Поворотов. – Месяца через два, как только раны затянулись, меня выписали, но еще несколько дней держали в бараке, а потом человек 12 погрузили в машину и привезли в Королев Стан. На следующий день нас построили и повели на работу – мы заготавливали дранку для крыш, строили бараки. Говорили, что в них потом разместят власовцев. Там нас продержали дней 20, а потом к нам пришел русский в немецкой форме с погонами капитана.  Он выступил с лекцией, в которой отрицательно отзывался о Советском Союзе. На другой день этот капитан принес с собой тол, капсюли и стал учить нас как обращаться с взрывчаткой. Пояснил, что знания правил обращения с взрывчаткой нам пригодится, когда начнем корчевать пни и расчищать новые места для строительства бараков. И уже позже нам объяснили, что мы находимся в школе, где готовят диверсантов для заброски в тыл Красной Армии, и мы  уже не военнопленные, а приравнены к немецким солдатам. И на протяжении десяти дней мы с восьми часов утра до восьми часов вечера строили бараки, а потом два часа - с восьми  и до десяти часов – изучали подрывное дело.

Пренебрежительное отношение фашистов к другим народам, советским военнопленным  четко просматривалось и на критериях отбора кандидатов в курсанты разведывательных и диверсионных школ, созданных абвером, и на качестве обучения.

Можно ли подготовить специалиста подрывного дела за 20 часов, а именно на такое время была рассчитана программа подготовки в том числе и для С.Поворотова? Разумеется, нет. На единственных краткосрочных курсах по изучению теории и практики применения взрывчатых веществ для совершения диверсионных актов, действовавших в Берлине, своих курсантов немцы обучали в течение месяца. (Позже на эти курсы стали направлять и некоторых советских военнопленных, которые, как считали фашисты, подавали большие надежды.). Агенты изучали химические свойства взрывчатки, устройство различных мин и их правильное применение. Слушателям демонстрировали специально отснятые фильмы, с ними проводили практические занятия…А школы абвера, действовавшие на оккупированной территории Советского Союза, на своих поточных конвейерах готовили  диверсантов, так сказать, разового использования, которые  и в подметки не годились специалистам, обученным И.Г.Стариновым. В частности, в Испании Илья Григорьевич учил своих питомцев-республиканцев, воевавших с фашистами, делать мины из всего, что было под рукой – картофеля, яблок, апельсинов. В июне 1941-го для мин он стал использовать «изделие №2». К сведению: с помощью изобретенных им мин «ПМС» (противопоездная мина Старинова) за годы войны было пущено под откос более 12 тысяч немецких военных эшелонов. Однако, вернемся к «нашему» кандидату в диверсанты. 

- Через десять дней, - рассказывал С.Поворотов, - к нам в барак пришел майор Дьяков и объявил, что мы должны принять присягу на верность фюреру. Из 35  военнопленных присягу приняли пять человек. Эту пятерку немцы увели, а нас закрыли в бараке и выставили охрану. 

- Следствие располагает данными, что вы обучались в немецкой диверсионной школе не в деревне Королев Стан, а в деревне Курганы Минского района той же области. И ни с 1 апреля, а с февраля 1944 года. Что вы скажете по этому поводу?

Едва я прочел этот вопрос следователя в протоколе допроса, как в голове промелькнуло: ну вот и закончилась эпопея несостоявшегося диверсанта. Ведь это не одна деревня с двумя названиями, как считал арестованный, а два самостоятельных населенных пункта. Единственное, что их объединяло – оба находились близ Минска. Но, как отмечается в справочнике С.Чуева по спецслужбам третьего рейха, деревня Королев Стан – это временная стоянка абверкоманды 203, так сказать, отстойник для того, чтобы перевести дух личному составу команды, бежавшей из Смоленска после наступления советских войск.  Абверкоманда вела работу против войск Западного и Белорусских фронтов.

Кратковременность общения сотрудников абверкоманды с военнопленными объяснялась, видимо, тем, что ее начальники – подполковник Геттинг-Забург и подполковник Вернер считали, что не царское дело руководящему составу заниматься отбором кандидатов в агенты. Для этого есть лейтенант Бухгольц, начальник диверсионной школы. Это «учебное заведение» было организовано в 1941 году и размещалось первоначально в Смоленске. Потом ее перевели под Орел, а в октябре 1943 года школа переехала в деревню Курганы под Минском и находилась там до конца июля 1944 года.

Школа готовила агентов для проведения диверсий и организации повстанческого движения в тылу СССР. Ее курсанты принимали участие в карательных операциях против партизан. Личный состав был разбит на три взвода по 20-25 человек. Через год взводы были развернуты в роты по 100 человек каждая, и созданы дополнительно две роты. В этой школе произошло событие, сыгравшее роковую роль в судьбе начальников как абверкоманды, так и самой школы -  под Орлом почти весь личный состав учебной роты перешел к партизанам.

В эту школу с июня 1942 года был внедрен офицер Особого отдела 20-й армии Калининского фронта Михайлов, который привлек к сотрудничеству с советской контрразведкой свыше десятка курсантов, передал важную информацию, благодаря которой было сорвано несколько диверсий в нашем тылу.

Название деревни Курганы было известно следователю управления контрразведки, видимо, только из допросов других военнопленных, которые имели какое-то отношение к этой школе. На такой вывод наталкивает то, что дальнейшего развития эта тема при допросе не получила.

На допросах С.Поворотов назвал всех, кого знал – и преподавателей школы: подполковника Кускова,  «начальника при инженерном складе» майора Дьякова, преподавателя подрывного дела капитана Коротковского, начальника хозяйственной части капитана Палева, лейтенантов Безрукова и Быкова; и курсантов, присягнувших на верность Германии: Янюка, Чебанюка, Скрипку, Середу, Березина; и курсантов, с кем учился подрывному делу: Козлова, Иванова, Степанова…

Однако их словесные портреты «нарисовал» такие, что остается только удивляться мастерству контрразведчиков управления «Смерш» Второго Белорусского фронта, в распоряжении которых был минимум общих черт, типа «нос прямой, брови нормальные», и, тем не менее, арестовавших в августе 1944-го Середу.

Бывший руководитель германской контрразведки генерал-лейтенант Франц Эккард фон Бентивеньи, награжденный одиннадцатью высшими наградами Германии, Италии, Румынии, Болгарии и Финляндии, оказавшись в советском плену, говорил на допросах по поводу боевого использования завербованных русских военнопленных: «Поступавшая по агентурным каналам информация, как правило, не компенсировала затраты на обучение и непосредственную заброску в русский тыл».

Странно было слышать это признание фашистского генерал-лейтенанта. На этот счет у русских есть пословица: «Как посеешь, так и пожнешь».

Но не только в качестве  подготовки заключалась низкая эффективность агентов. Главное -  советские контрразведчики не позволили абверовцам получить то, что они бы желали. Доказательно тому – пример из хронологии диверсионно-разведывательных операций абвера (так называемого журнала боевых действий):

«1943 год. На Восточном фронте действуют около 130 диверсионно-разведывательных опорных пунктов, 60 разведшкол и учебно-тренировочных лагерей.

За линию фронта заброшены 19 разведывательных групп (115 агентов). Контрразведкой «Смерш» и органами НКВД арестовано 15 разведгрупп непосредственно в момент высадки».

Заброска Сергея Поворотова, как диверсанта, в тыл Красной Армии не состоялась, видимо, не вызывал доверия. После отказа принять присягу на верность Германии, его и других военнопленных перестали обучать подрывному делу, но несколько дней еще продолжали выводить на строительство бараков. Потом их отправили сначала в Минск, в особый блок, где продержали до середины июня 1944 года, оттуда – в Ченстохову, на юг Польши, где они пробыли до 20 декабря 44-го, затем – в Зуленгин ( в протоколе допроса ошибка – правильное название немецкого города  Золинген, он расположен севернее  Бонна – авт.)

- Здесь нас использовали на самых тяжелых работах, - рассказывал С.Поворотов следователю управления «Смерш». Если классифицировать работу по важности и степени тяжести, особенно в конце войны, то, несомненно, на первое место выходит возведение оборонительных рубежей. На их строительство фашисты бросали и своих, и пленных, поскольку огненный вал возмездия неудержимо катился к столице рейха. В середине декабря Сергей получил травму -  пальцы левой руки попали под вагонетку, и его отправили в госпиталь, а оттуда – в лагерь военнопленных. Казалось бы, рейх в агонии, но конвейер «переработки» советских военнопленных действовал, как хронометр. 20 февраля 1945 года С. Поворотова привезли в какую-то деревню – помогать местному фермеру. Там он в апреле 1945-го был освобожден английскими войсками. Вместе с другими советскими военнопленными англичане передали С. Поворотова в лагерь 212, который находился на севере Германии, вблизи города Пархим, входившего в советскую зону оккупации.

Для следователей управления контрразведки «Смерш» начался сложнейший этап в  работе. Им предстояло выявить всех, кто не только служил в амбвере, но и в какой-то мере  соприкоснулся с военной разведкой разгромленного вермахта. А, выявив таких, решить дилемму: виновен  или нет. Если виновен, то где искать доказательства предательства бывших советских военнослужащих, и как быть с такими, как С.Поворотов, которые оказались в плену, обучались подрывному делу в школе абвера, но заданий фашистов не выполняли…

11 декабря 1945 года военный трибунал 1-й гвардейской Донской танковой ордена Ленина, Краснознаменной, ордена Суворова дивизии «проверил в судебном заседании материал предварительного следствия, заслушав показания…, нашел необходимым дело возвратить на доследование, на предмет подтверждения фактов о том, что… является агентом немецкой разведки, указав конкретно его практическую деятельность как изменника Родины». Дело было возвращено в отдел контрразведки «Смерш» 213-го лагеря. А через две недели старший следователь этого отдела капитан Русаков постановил: « Следственное дело по обвинению … за недоказанностью для предания суду военного трибунала дальнейшим производством прекратить». С. Поворотов был направлен в специальный лагерь НКВД для «глубокой проверки». Было отмечено, что сведения, представленные С.Поворотовым, использовались органами безопасности для опознания и выявления лиц, оказывавших помощь фашистской Германии, более десяти раз и помогли разыскать двух агентов германской разведки. В феврале 1947 года дело было полностью прекращено и «сдано на хранение в архив».

С.Поворотов вернулся в Мордовию, а в 1956 году выехал в Ставропольский край, и следы его теряются.

Владимир Климанов,  журналист,  
заслуженный работник культуры  Республики Мордовия.