В «ржевской мясорубке»

уроженца Рузаевского района спас гвардейский знак

У этого выступа, образовавшегося в обороне немецко-фашистских войск в ходе наступления Красной Армии зимой 1942-1943 годов под Ржевом, было несколько названий. Немцы с их приверженностью патетике, считали его «кинжалом в сторону Москвы», «воротами к Москве». Наши замполиты, укрепляя боевой дух, именовали этот плацдарм, размером до 160 километров в глубину и до 200 километров по фронту, «Северным Сталинградом». Солдатам, находившимся в окопах, было не до литературных экзерсисов, их лексикон был поражающе точен: «ржевская мясорубка».

В своем исследовании «Ржевская битва: полвека умолчания» историк О.Кондратьев привел недавно рассекреченные данные: с начала января 1942 года по конец марта 1943 года в трех крупномасштабных операциях, проводимых в районе Ржева командующим Западным фронтом Г.К.Жуковым, затем сменившим его И.С.Коневым, командующим Калининским фронтом М.А.Пуркаевым, советские войска потеряли свыше 1,1 миллиона человек. Средние потери наших войск, в частности, в период проведения операции «Марс» под Ржевом (действия фронтов координировал Г.К.Жуков) с 25 ноября по 20 декабря 1942 года, за один день боевых действий составляли 8666 человек, 52 танка и самоходных артиллерийских установок; это  значительно превышало потери в Сталинградской наступательной операции (6466 человек, 39 танков и САУ).

В этой-то мясорубке и оказался в 1942 году уроженец Рузаевского района Борис Кочетовский после окончания Рязанского пехотного училища. Судьба к нему благоволила: обычно жизнь лейтенанта на передовой измерялась считанными днями. Согласно Боевому уставу командир взвода или роты должен поднимать свое подразделение в атаку и идти впереди солдат. Лейтенанты были отличными мишенями для фашистов, особенно снайперов. Кочетовский же пробыл под Ржевом пять месяцев, хотя он, заместитель командира стрелковой роты, и в атаки ходил, и вылазки за «языком» делал.

Везло до 18 ноября. Накануне из Ставки Верховного Главнокомандования поступил приказ: освободить Ржев до 23 декабря. Именно тогда начинала рождаться страшная традиция – брать города к определенным датам. Существовал, на мой взгляд, и еще один нюанс. Наверно, уже в то время Г.К.Жуков начал осознавать свою  ответственность за бессмысленную гибель под Ржевом сотен тысяч наших красноармейцев. По крайней мере, в своих «Воспоминаниях и размышлениях» он запишет: «Вообще должен сказать, Верховный понял, что неблагоприятная обстановка, сложившаяся летом 1942 года, является следствием и его личной ошибки, допущенной при утверждении плана действий наших войск в летней кампании этого года».

…И вот наступило 18 ноября. В этот день Борису Кочетовскому исполнилось 19 лет. Дома,  а он родился в потомственной семье железнодорожника, накрыли бы праздничный стол, были бы подарки. Но… Если бы он мог предположить, что этот день станет последним днем его пребывания под Ржевом.

- Рота, в атаку!

Командир роты убит, бойцов повел Кочетовский.

- Было страшно. Кругом рвутся снаряды и мины, земля горит, - вспоминает Борис Иванович. – В голове крутится только одна мысль: нужно спасать ребят.

 Но как? Впереди – немцы, беспрестанно поливающие их огнем. Сзади – приказ Сталина № 227 от 27 июля 1942 года, названный в войсках «Ни шагу назад!». За отступление – расстрел на месте.

- На нас пошли пять немецких танков, за ними – автоматчики. И тогда я дал красную ракету – вызвал огонь «катюш» на себя. И тут сильный удар в грудь, я упал. Оказалось, немецкая пуля попала в гвардейский знак. Я его до сих пор храню – с отбитой эмалью, вмятиной.

От своего огня удалось спастись, но  осколки то ли немецкого снаряда, то ли мины нашли его. Вытащил Бориса к нашим окопам случайно наткнувшийся на него связист. Еще помнит Кочетовский предупреждение хирурга, что наркоза не будет. Вместо него он налил сто граммов чистого спирта. Борис, до этого не знавший вкуса даже вина, одним махом, как подсказал врач, опрокинул стакан, запил водой и… отключился. Хирург потом рассказывал, что пока вытаскивал из ног осколки, наслушался в свой адрес такого отборного мата, которого он до этого и не слышал.

Так и закончилась война для Кочетовского.

Оценивая события под Ржевом, один из наиболее цитируемых немецких генералов К.Типпельскирх запишет: «Прорыв (войск Западного фронта – авт.) удалось предотвратить только тем, что три танковые и несколько пехотных дивизий, которые уже готовились к переброске на южный фронт (для развития наступления на сталинградском и кавказском направлениях) были задержаны и введены сначала для локализации прорыва, а затем и для контрудара».

 После долгого лечения в госпиталях у Бориса Ивановича началась другая служба – в органах госбезопасности. Были другие награды, но медали «За отвагу» и «За боевые заслуги» постоянно напоминают ему о «ржевской мясорубке». Через двадцать лет Борис Иванович в звании подполковника вышел в отставку.

 Советский поэт, автор «Василия Теркина» Александр Твардовский, побывав в 42-м  под Ржевом, был настолько обескуражен увиденным, что не мог дать в газету ни строчки. Ржевская тема долго не давала ему покоя, только в конце 45-го он напишет свое пронзительное «Я убит подо Ржевом». Матери прототипа  героя стихотворения отправили похоронку, но оказалось, что ее сын выжил в ржевской бойне.

18 ноября Борис Иванович Кочетовский отметил свое 90-летие.

В.Климанов.