Если внимательно послушать высказывания Татьяны с первого заседания, станет понятно само отсутствие событий так называемых преступлений что в сделке по «Экспоцентру», что по якобы полученной Тренькиным взятке. Стоимость выставочного комплекса, который «Мордовпромстройбанк» продал республике, не была завышена – и это подтверждается результатами многих независимых оценок экспертиз, в том числе и проведённой по инициативе Следственного комитета России. Сама Гришина неожиданно для всех подтвердила в суде, что стоимость «Экспоцентра» в 315 млн. руб. не является завышенной! Но тогда почему продажная цена в 271 млн. руб. вдруг стала называться завышенной и криминальной? Оказалось, что вопреки конструкции обвинения вовсе не мордовский банк решил переоценить «Экспоцентр» до уровня рыночной цены, а это было среди требований ЦБ РФ и налоговой службы! И что Татьяна вовсе не просила оценщиков завышать цену, она с ними вообще не контактировала! Что особенно важно: Татьяна заявила, что вообще не обсуждала с Алексеем Меркушкиным тему продажи «Мордовэкспоцентра». И ещё более важное откровение Татьяны: главную роль во всей этой истории играл её отец Виктор Гришин как основной акционер «Мордовпромстройбанка». А в сохранении крупнейшей выставочной площадки в республиканской собственности была в первую очередь заинтересована Мордовия! А ещё Татьяна сказала, что, когда «Экспоцентр» брали в залог, правительство региона предупредило, чтобы объект никому не продавали – он будет нужен республике. 

И в зале суда всем было видно: в эти моменты Гришина была искренна и правдива! В ходе допроса Татьяны Гришиной стало очевидно, что покупка у Александра Тренькина акций «Ламзури» не была взяткой, потому что акции столько и стоили. Да и не мог Тренькин повлиять на решения, которые принимались на уровнях более высоких, чем у него. Получается, что и подкупать Тренькина было не за что, и кровные свои акции он продал по рыночной цене, да и сделка по федеральному закону носила обязательный для покупателя характер. Что полезного за так называемую «взятку» сделал Тренькин для банка, Татьяна также затруднилась назвать, а последовавшую за так называемой «взяткой» череду новых более жёстких предписаний Нацбанка объяснить никак не смогла.

 

Руководя банком, Татьяна Гришина не ведала, что творит. Как она сама говорила на суде, ею руководили отец и брат – Виктор и Алексей Гришины. Казалось бы, родные люди, но следуя их указаниям и их логике, Татьяна оказалась за решёткой. По признанию Татьяны в суде, в должности она оказалась лишь потому, что её туда поставил отец.

То есть, своими ответами в первом заседании Татьяна Гришина фактически опровергла всё, на чём стояло следствие и стоит обвинение. Понятно, это совсем не устраивало обвинение. Объявляется перерыв, заседание переносится, и на следующем перед Татьяной появляется том уголовного дела с её же явкой с повинной. Как шпаргалка. Зачем? Чтобы не путалась и читала с листа? Чтобы не забыла вдруг, о чём врала все эти годы? И чтобы ещё раз задать вопросы, на которые она в первый день отвечала как есть, а потом – как нужно. По нашей информации, в момент заключения досудебного соглашения Гришина физически не могла успеть прочитать те сотни страниц её так называемых «показаний», которые ей дали на подпись. О чём это говорит? О том, что Татьяна просто подмахнула чужие сочинения, не вдаваясь в суть и в надежде, что её не посадят. А это – грубейшее нарушение законодательства. Надежды, правда, позже не оправдались, и Гришину приговорили к реальному сроку заключения. Для Татьяны это стало полной неожиданностью – ведь она сделала всё, о чём её просило следствие, почему же теперь в тюрьму? Помните, мы об этом уже не раз рассказывали: когда суд объявил серьёзный тюремный срок, Гришина сразу с удивлением громко спросила адвоката: «Что-то пошло не по плану?». И все прекрасно понимают, о каком плане шла речь. Это просто был не её план – следствие использовало оговорщиков-«досудебщиков», и они всё равно оказались за решёткой. Теперь вот – план снова появился!

 

Вернёмся в первый день допроса Гришиной в Первомайском суде Пензы. Вопрос о составе акционеров и совета директоров «Мордовпромстройбанка» в 2015 году. Ответить на него Татьяна не может. Её фраза: «Боюсь ошибиться, ведь это будут ложные показания» полна цинизма. Её ложные показания лежат в основе этого дела, они и есть тот пластилин, из которого историю преследования Алексея Меркушкина кривыми руками пыталось слепить следствие, а сейчас это вынуждено делать обвинение.

Пластилин – материал ненадёжный, как и Татьяна. Она рассказала, что её отец Виктор Гришин был главным акционером банка. Из её показаний логично вытекает и то, что именно Виктор Гришин придумал и провернул сделку с продажей «Экспоцентра». Но вот в деле он почему-то проходит как свидетель. Мы же знаем, почему?

А ещё пластилин – материал податливый, вот и обвинение с самого начала задавало, мягко говоря, наводящие вопросы и пыталось подсказывать ответы. После того, как на это указали адвокаты, судья делает замечание обвинению – вопросы должны быть вопросительными, а не утвердительными. Казалось бы, о таком рассказывают на уроках русского языка в первом классе. Но эта, на первый взгляд, мелкая деталь, говорит о сознательной подтасовке фактов. Вообще, очень интересное наблюдение: когда Татьяне задают вопрос, она говорит: «Я наверняка не знаю, но могу только свои предположения сказать». Обвинение же в ответ: «Так я и спрашиваю у Вас о Ваших соображениях». Наверное, в суде нужны факты и доказательства, а не предположения, разве нет? Общий лейтмотив показаний Татьяны Гришиной в суде оказался таков: мне следователи сказали, что это преступление, а я согласилась и подписала. 

 

В деле Алексея Меркушкина тома – это собрание сочинений следователей. Правда, сами следователи выступили в роли «литературных негров» – так называют тех, кто пишет книги на заказ. Заказчики же – пока в тени, и при попытке вытащить их оттуда крайними могут оказаться как раз «литературные негры»-исполнители. Делу явно помогают: вспомним апрель 2021 года, когда из бюджета республики перечислили остаток платежа за «Экспоцентр», хотя расследование уже шло, но без этих 83 миллионов сделка была бы не завершена, и невозможно было начать пытать Алексея Меркушкина камерой СИЗО. Деньги ушли и вопреки здравому смыслу, и вопреки закону – на тот момент уже было решение Арбитражного суда о признании договора о продаже недействительным. Кстати, недействительным не из-за пресловутого «завышения цены», а из-за процедурных нарушений при заключении сделки, а это уже не уголовное дело! Помогли и когда следователь из Нижнего Новгорода летом 2021 года, разобравшись в деталях дела, просил суд отпустить Меркушкина под домашний арест – тут же родилась оперативная справка о подготовке к подкупу органов следствия, благодаря которой в ходатайстве следователя отказали, а его самого с дела моментально сняли и «сослали» работать далеко в Сибирь. Пишут, пишут – и за мордовских судей, которые только ставили подпись под готовыми решениями, составленными не в стенах судов, и за «Столицу С» – там, правда, разок поторопились, опубликовали на сайте материал о продлении срока за сутки до соответствующего заседания, разом раскрыв всю схему. Это беспрецедентно! И за это нарушение по представлению прокуратуры главный редактор был вынужден сам себе официально объявить выговор! Как унтер-офицерская вдова, что сама себя высекла, и прокуратуру это устроило. А как выбивали новые показания из Владимира Мазова? Когда его после тяжёлой операции и, простите за подробности, с трубкой в животе бросили за решётку, и он, спасая жизнь, был вынужден поставить подпись под ложью, но потом вернулся к первоначальным, правдивым показаниям о непричастности Алексея Меркушкина? И как после этого ему прямым текстом угрожали: мы тебя снова отправим в СИЗО! Из ничего инициировали несколько проверок, которые в итоге были закрыты за отсутствием состава преступления. Но до сих пор продолжаются попытки что-то изобрести. Это всё шито белыми нитками, и все всё прекрасно понимают, для чего затеяно это грязное дело!

 

Татьяна Гришина на первом заседании говорила почти правду. Почему? То ли совесть проснулась, то ли ещё что-то. К следующим допросам её поведение немного изменилось, и она старалась говорить то, что нужно и выгодно обвинению. Но всё равно путалась и часто вообще не понимала, о чём её спрашивают. В зале суда в итоге из её уст прозвучало много принципиально важного, ключевого, чего не было в досудебной сделке со следствием, и чего следствие и обвинение слышать бы не хотели. Но самое главное – это услышал судья. Ведь именно в этом глубинная суть правосудия – в открытом, гласном и публичном судопроизводстве, в условиях реальной состязательности и объективности.

Главное: и мне, журналисту, подчеркну – без юридического образования, и тем более судье-юристу было прекрасно видно, что в голове у Татьяны Гришиной было одно, а говорила она совсем другое после того, как её тщетно пытались вернуть на те же рельсы и к тем же показаниям, которые были нужны ради продолжения дела. Но вот только ответы Гришиной, особенно после предъявления ей аудиозаписей телефонных переговоров и конкретных документов, были совсем неубедительны, и это тоже всем было прекрасно видно. Она очень часто пыталась уйти от ответа на любой вопрос о деталях – говорила: «Не помню», «Не знаю», но на самом деле, опасаясь проговориться и рассказать о том, как всё было на самом деле. 

За процессом следит вся Мордовия, и люди видят всю несправедливость, всю лживость обвинений в адрес Алексея Меркушкина. Это можно было бы назвать плохой комедией, вот только на самом деле всё это глубоко трагично. Даже для Татьяны Гришиной, которую, по большому счёту, подставили её же родные. Которые убедили её пойти на сделку со следствием, а самое страшное – с совестью! И, конечно, для Алексея Меркушкина, который третий год ни за что остаётся за решёткой. Стойко и мужественно. Борясь за правду и не теряя веру в справедливость.

Впереди допросы других свидетелей по этому делу. Будут ли они пытаться врать в суде и оговаривать невиновных? Понимают ли они всю степень ответственности, юридической и моральной? Что потом и им самим, и их детям ещё жить среди нас, в нашей стране, где люди будут знать их истинное лицо? Речь идёт даже не о том, как потом людям в глаза смотреть, а как вообще жить с этим.